Царедворский и вправду явно не собирался покидать театр. Он прогуливался по фойе. Зачем появились Даниил Евгеньевич и Сафьянов. Даниил Евгеньевич внимательно смотрел на премьера, как будто ожидал, что тот сейчас раскроет ему все тайны, расскажет о том, какие перемены грядут в Управлении на Петровке, а также что ожидает Газетный переулок и Калужскую площадь. То и дело звонили мобильники. Спустя четверть часа Сафьянов вышел на улицу.

— Уехал? — спросил Степанов.

— Будет дожидаться в машине у подъезда. Проводите операцию, — распорядился Даниил Евгеньевич.

— То есть? — Битнев успешно притворился непонимающим.

— Задержите того или тех, кто разыгрывает это представление с призраком.

— Значит, будем дожидаться полуночи? — уточнил Битнев.

— Глупые шутки, — сухо произнес Даниил Евгеньевич. — Кстати, Михаил Михайлович предполагает, что призрак Снегурочки по очереди изображают артистки Молочкова и Грушева. Шутят. И конечно, сегодня, зная, что в театре Михаил Михайлович, кто-нибудь из них непременно рискнет пошутить таким образом. Надо эти забавы прекратить. Заигрались девушки. Михаил Михайлович очень заинтересован в том, чтобы с этим покончить. Ведь это пятнает Большой театр. А имя Михаила Михайловича тесно связано с Большим театром.

Битнев и Степанов все эти слова хорошо уяснили. Но особенно Степанову запомнилось брошенное вскользь замечание Царедворского о злосчастной билетерше, которая совершенно сошла с ума, без конца толкует о призраках, и потому следует ее уволить.

Полночь между тем миновала. Начинался новый день. Битнев и Степанов бродили за кулисами. У Битнева ныла еще не зажившая рука. В здоровой руке он держал купленную в уличном киоске газету, посвященную охоте и рыбалке. Степанову ничего не оставалось, как слушать пересказ статей о труднодоступных озерах Псковщины и прудах Подмосковья, так и кишащих ценной рыбой. Потом снова явился Даниил Евгеньевич.

— Что, уехал Сафьянов? — спросил Андрей Алексеевич.

— Михаил Михайлович останется до конца, пока все не выяснится.

— А девушки, то есть Молочкова и Грушева? — полюбопытствовал Битнев. — Они-то уехали?

— В том-то и фокус, что уехали, — Даниил Евгеньевич тоже все понимал. — Но ведь могут же вернуться, пройти через служебный вход.

— Но ведь служебный вход заперт, и видеокамера там работает.

— Значит, это не единственная возможность проникнуть в здание Большого ночью, — Даниил Евгеньевич усмехнулся.

Но Степанов решил продемонстрировать свою дотошность и извлек из кармана пиджака план театра.

— Вот. Все входы и выходы. Но все они сейчас как следует заперты и контролируются видеокамерами.

— Дай-ка мне план, — попросил строго Даниил Евгеньевич. Степанову ничего не оставалось, как вручить план начальнику. Даниил Евгеньевич удалился с планом в руке.

— Василий, а ты в привидения веришь? — полюбопытствовал Битнев.

— Нет, не верю.

— А говорят, встречается такое.

— Говорят, что кур доят.

— А вдруг сейчас и появится? — Битнев лукаво поглядывал на коллегу.

— Да ну тебя, — Степанов замерз и пытался согреться, притоптывая.

— Эх! Жаль, не взяли поесть, и хорошо бы еще термос с горячим кофе.

Они вновь и вновь обходили закулисье. Потрескивала парусина. Донимали сквозняки. Тускло светили фонари. В ногах катался какой-то серый свалявшийся пух, должно быть, остатки искусственного снега. Вдруг сделалось особенно холодно ногам. Кажется, где-то открыли дверь. Ходуном заходила сценическая аппаратура. Что-то лязгнуло, хлопнуло.

— Глянь, воробьи, — удивился Битнев.

И вправду на сцену слетело несколько птичек. Какой корм они надеялись тут найти? Наверху снова что-то лязгнуло. Это была задняя крышка прожектора.

Тут зазвонил мобильник Степанова. Звонил Николай.

— Папка, ты где?

— На задании. А ты чего не спишь?

— Так, не спится.

— А как мама?

— Весь вечер смотрела телевизор в обнимку с Чумариком. Слушай, папа, а эта псина у нас навсегда поселилась?

— А тебе-то что?

— Да так, надоело... — загадочно ответил сын.

Степанов понял, что парню скучно и немного обидно, потому что совсем еще недавно любовь Маши принадлежала целиком и без остатка только милым Васе и Коленьке, а теперь к ним присоединился еще и пекинес Чумарик. Степанов еще немного поболтал с сыном, но вскоре разговор пришлось прекратить, поскольку внезапно зашевелилась правая кулиса. Было ясно, что кто-то осторожно эту кулису приподымает.

Сцена двадцать четвертая

Антон Томский твердо решил понять, что же все-таки произошло с его матерью. В свое время он увлекался детективными романами и теперь поступил, как любимый герой Агаты Кристи Эркюль Пуаро, то есть аккуратно записал на отдельных листках имена всех действующих лиц, то есть тех, кого он подозревал в причастности к смерти Галины Томской. Кому же могла быть выгодна ее смерть? Конечно, прежде всего Анастасии Макаровне Величаевой. Теперь эта дама без возраста заняла в Большом внезапно освободившееся место примадонны. Но откуда Величаева могла узнать, что Антон придет с пистолетом? А если?.. А если здесь замешан Юпитер? Откуда он вообще взялся? Да, кажется, они познакомились в балетном училище, куда Антон поступил как сын известной певицы, а Юпитер — на общих основаниях.

И кто он, таинственный дядя Юпитера, насколько он был влиятелен в театральном мире? Как соперника в будущей балетной карьере Антон Юпитера никогда не воспринимал. Рядом с красивым, стройным Томским Юпитер мог показаться настоящим замухрышкой. И все-таки они подружились. Но как же все-таки произошло их знакомство? Антон, кажется, припомнил. В компании он предложил поехать в казино. Поехал с ним только Юпитер. Но денег у Юпитера не оказалось. В казино Антон ссудил новому приятелю небольшую денежную сумму, которую тот немедленно проиграл. После этого вечера Юпитер будто прилип к Антону. Галина Николаевна прекрасно понимала, что теперь принуждена содержать не только единственного сына, но и его назойливого дружка. Это, разумеется, ужасно злило певицу. Однажды Юпитер объявил Антону, что дядя скончался. Затем скончалась и тетя, жена дяди. Таким образом, Юпитеру вдруг досталась квартира по наследству. Антон даже подумал, что Юпитеру следует эту квартиру продать, тогда Антон продаст квартиру матери. На полученные деньги они выкупят элитное жилье на Можайке. И вдруг Антон с беспощадной ясностью понял, что Юпитер больше не нужен ему. В последнее время он привык обходиться без Юпитера. Он не чувствовал потребности делиться с другом своими мыслями и чувствами. «И почему «Юпитер»? — вдруг пришло в голову Антону. — Разве этот замухрышка похож на могучего древнеримского бога, самого главного из всех римских богов? Нет, Юпитера стоило бы назвать Ганимедом!» Антон усмехнулся. Он имел в виду красивого юношу, возлюбленного Юпитера.

И вдруг Антона будто кипятком окатило. Кому могла быть выгодна смерть его матери? Да ведь прежде всего