— Изольда! — произносит вновь через пару минут, когда я уже заканчиваю со всем и растягиваю последние мгновения в приятной, тёплой воде.

— Да-да?

— Зачем меня так назвала?

Что-то тёплое разливается в груди. Словно подогретое молоко яка. В Джеке иногда так явно проглядывается странная непосредственность, словно маленький мальчик, которым он когда-то был, никуда не делся. Рыжий, иногда угрюмый, но даже в этом случае — чертовски (тролли) обаятельный и тёплый.

Может быть, желание моё и наивно, но хотелось бы с ним дружить.

Ведь, как оказалось, он не так плох, как о нём говорят.

— Потому что… ты стал близок мне, — отвечаю задумчиво.

А он после очередного молчания спрашивает:

— Ты уже всё?

— Да, скажи пожалуйста, мальчику-слуге, что они могут приносить горячую воду для тебя.

— А если я хочу в твоей?

— Понимаю, что ты тролль, но в этом есть что-то неправильное… — я усмехаюсь и, услышав, как удаляются его шаги, медленно выбираюсь из ванны.

Всё тело расслаблено, хочется завалиться в постель и закрыть глаза.

И так не хочется натягивать колготки и всё остальное… Отложу это на потом, а пока воспользуюсь халатом. Он мне самую малость коротковат, но едва ли это смутит Джека, правда?

Я открываю дверь, задумчиво смотрю на кровать и решаю оставить её нетронутой, чтобы за нами не пришлось перестилать.

Скромно устраиваюсь на подоконнике, с усмешкой обдумываю, куда меня привело маленькое приключение.

Но вспомнив о словах Сандры тут же серьёзнею. Могла ли я сама себя лишить памяти? И скрыть силы? Насколько тогда велик резерв моей ведьминской магии?

Испытания Джека — отличный способ это проверить.

Сколько их там, одиннадцать?

Прошла три, осталось восемь. Дух захватывает от предвкушения!

— Ты такая красивая, — тролль появляется рядом внезапно, и я вздрагиваю. И от неожиданности, и от того, как звучит его голос. Слишком серьёзно и тихо, будто бы он признаётся в преступлении.

Поднимаю взгляд и сталкиваюсь с его — внимательным и тяжёлым. Янтарные глаза поблёскивают красно-синей, огненной магией.

Казалось бы, он ничего такого не делает, а меня словно прошивает горячей стрелой.

— Ничего особенного, — бросаю я, смутившись.

И Джек запускает большую, тёплую ладонь в мои влажные, потемневшие от воды волосы.

— Это… проверка? — произношу шёпотом. Чувствую себя странно. Сказала бы, что в этот миг трудно устоять на ногах, но ведь сижу мягким местом, ровненько. И ещё — что мир вокруг будто плавится или смазывается, но на самом деле это не так. Только в груди что-то расцветает. Горячее, живое и невесомое.

— Нет, то испытание ты уже прошла, — улыбается Джек. — Неужели троллий народ совсем не привлекает тебя?

Облизываю губы.

— А должен?

На фоне два сонных мальчишки возятся с водой. Выливают грязную, приносят чистую… Мне отчего-то становится смешно. Господин зла отвешивает комплименты, позади суета, будто все знают, что сам великий Джек соизволил искупаться. Растает ли он в горячей воде?

— Не играй со мной! — в голос его вплетается рык, и это забавно.

— Так то, что я нравлюсь тебе — правда?

— Кто тебе сказал?

— Ты? — выгибаю бровь. — Тогда у зеркала. Вообще-то, это было совсем недавно.

— Изольда.

— Ты здесь играешь, Джек, а вовсе не я! Лучше давай… раздевайся, они уже почти закончили.

Тролль выгибает бровь.

— Я только закрою глаза, — и отворачиваюсь, на что смеётся уже он.

Точнее, тепло грохочет хлёстким голосом.

Для его братии вообще стоит завести отдельный словарь, чтобы как можно полнее суметь описывать, этот смех, эти улыбки, ужимки, ворчание и причмокивание.

— Изольда стесняется?

— Изольда полагает, что о некоторых вещах лучше не знать. А что думает Джек?

— Джек думает, что Изольда многое упускает.

— Пусть Джек сядет и погрузит свой злодейский зад в воду. И разведёт побольше пены. И тогда я, может быть, потру ему спину.

— Правда? — голос его звучит едва ли не… растроганно?

— Ага, — усмехаюсь я, всё ещё не глядя на него.

— Чокнутые, — доносится шёпоток одного из мальчишек. Оба они убегают.

— Просто старые развратники! — со смехом отвечает другой.

И мы с господином зла подхватываем их веселье.

Глава 27. Страсти в купальне

Когда всё приведено к какому-никакому приличию (пышная пена разведена, как минимум) я открываю глаза и с опаской подхожу к обнажённому троллю. Он выглядит слегка… уязвимым. Будто котёнок, которого в первый раз опустили в воду и который совершенно не знает, как реагировать. Только смотрит на хозяйку, большими и волшебными глазами.

— Всё… хорошо? — спрашиваю шёпотом, словно боясь спугнуть.

Он кивает. И по коже, серовато-смуглой, начинает разрастаться зелёный мох.

— Это… просто из-за тепла, — обаятельно и виновато улыбается Джек, подцепляя растение ногтями и срывая тонкую полоску с кожи. Поморщившись.

Что же… у каждого свои особенности.

У меня вот довольно полный бёдра.

А господин зла обрастает мхом.

— Не нужно, постараюсь не задевать твою… эм… растительность.

Он закусывает губу (что очень мило), а я берусь за мочалку, намыливаю её и провожу по широкой, мускулистой спине тролля.

Джек стонет так, будто его век никто не касался.

Бархатно и терпко, так что я чувствую, как краснеют кончики ушей.

А за окном горит фонарь, и в его свете кружат большие снежинки-хлопья, словно заслышав мелодию наших душ.

— Поэтому ты накрыл наши земли снежным покрывалом? — спрашиваю я, водя мочалкой по его груди (не обращая внимания на руку, напряжённо вцепившуюся мне в халат, совсем рядом с мягким местом… едва ли это намеренно).

— Что?

— Чтобы не обрастать мхом?

— А? Не-нет, я могу убрать, просто… не хочу.

— Это не больно?

Он отпускает меня и, когда устраиваюсь на коленях у бортика ванной, заглядывает в глаза, будто в них стараясь найти ответ на мой же вопрос.

— Не знаю, поймёшь ли ты. Но это как выпустить своего внутреннего зверя. Иногда очень приятно. Как выпустить когти. Так говориться? Как делают кошки.

— Значит, — улыбаюсь я, — твой внутренний зверь — мох?

Он хмурится и тут же выдаёт:

— Изольда, — обыкновенно в таких случаях моё имя звучит будто с ноткой обиды, как говорят иногда дети.

Избалованные дети.

Вот такое примерно: «Ну, ма-а-ам».

Хотя не всегда, чаще вот эта популярная у малышей рыночная фраза: «Мам, купи!».

И этот тоже, ростом больше двух метров, а всё «Изольда!».

Но иногда звучит так трогательно, что ёкает сердце.

— Ну ладно, ладно… Я оставлю тебя, хорошо? Наслаждайся… цветущим садом.

— Изольда, — начинает он, и я замираю. — Благодаря тебе я вспомнил, каково это.

Касаюсь пальцами его плеча.

— Быть, — он облизывает губы, — человеком.

Мгновение застывает воском погасшей свечи.

Я знаю, что должна