недостойное обращение с женщинами не имело отношения к мизогинии. Его корни уходили в нечто более темное и жуткое, в семейную тайну, которую я носил с собой с семилетнего возраста. Однажды после школы я сидел дома со своей собакой Хоппи, когда к нам пришел мой дядя Дэвид. Мать попросила меня поиграть с Хоппи на улице. Мы с псом вышли на лужайку, мать закрыла все окна и опустила жалюзи. Я не понимал, что происходит в доме, но это показалось мне странным.

Мама и дядя Дэвид провели внутри целую вечность. Я был совсем наивным и думал, что все это время они готовят для меня подарок.

Спустя минут сорок пять дядя Дэвид вышел из дома и, не глядя на меня, направился к своей машине. Мать подняла жалюзи и тоже вышла на порог. А потом она сделала кое-что очень странное – вернулась внутрь, вынесла фотоаппарат и сфотографировала нас с Хоппи. До этого она никогда меня не снимала. Потом мать вернулась в дом и стала готовить ужин для отца. На той фотографии навсегда запечатлена фальшивая радость на моем лице.

Пару недель спустя мать уехала в Мексику навестить семью. Пока ее не было, мы с отцом управлялись по хозяйству. Батя всегда хорошо ладил со всеми детьми, кроме меня. Он мог быть веселым и щедрым, мастерски умел щекотать и постоянно играл в «Найди четвертак» с соседскими детьми, пока я смотрел на все это со стороны и думал: «Какого хрена он никогда не вытаскивал четвертак у меня из уха?». Однажды он привел домой пацана по имени Берни, его отец был пьяницей, который целыми днями шатался по улицам. Я возненавидел этого Берни. К счастью, он остался у нас всего на одну ночь, а на следующий день запросился домой. Я злился, что со мной отец ведет себя по-другому, и жутко ревновал. Но во время отъезда матери его как подменили. Мы стали настоящими друзьями. Мы вместе смотрели вестерны и ездили за тако. Как-то он сказал:

– Поедем в гости к Лобби и Дэвиду в субботу и будем готовить карне[39].

Я невинно ляпнул, что дядя Дэвид заходил к нам на днях, когда отец был на работе.

– Что?

– Им с мамой надо было обсудить что-то важное, поэтому она отправила меня играть на лужайку.

Отец ничего не ответил, его лицо осталось абсолютно спокойным. А потом вернулась мать.

Я проснулся от криков.

– Что Дэвид тут забыл?

– Он врет! Я не знаю, зачем он это делает!

Отец пинком открыл дверь в мою комнату и затащил внутрь мать. Потом он схватил меня за горло и врезал кулаком мне в лицо.

– Повтори, что ты рассказал мне о Дэвиде!

Я никогда не видел отца таким злющим. Его трясло от ярости. Я застыл. Мать упала на колени с плачем:

– Зачем ты соврал, Дэнни? Пожалуйста! Зачем лгать?

Я понимал, что отец убьет меня, если я скажу что-то не то. Но если скажу правду, то он убьет мать. Что бы я ни сказал тогда, лучше бы не стало, поэтому я решил защитить маму.

– Я соврал.

Отец снова занес кулак для удара.

– Соврешь еще раз, и я тебя убью.

Когда он вышел, я лег обратно на кровать, думая: «Какого хрена? Какого черта я натворил?».

После этого случая мы все изменились – и отец, и я, и мать. Я замечал, как она смотрит на меня. Она как будто молча спрашивала: «Что ты знаешь?». А я мысленно задавал ей встречный вопрос: «Что ты скрываешь?».

Спустя примерно год после этого кошмара мать приготовила мне мой любимый перекус – окру, поставила тарелку на стол и спросила:

– Зачем ты соврал, что к нам заходил дядя Дэвид?

Она заглянула мне в глаза и повторила вопрос снова.

Я уставился в тарелку. Я не мог посмотреть на мать, перехотел есть, мне хотелось просто провалиться под землю.

– Не знаю, – выдавил я. – Наверное, я просто плохой.

Я брал на себя ответственность за то, чего не делал и даже не понимал. Я еще не знал, что такое интрижка. Не понимал, чем занимались мать и дядя, но почему-то оба моих родителя винили меня за это.

Она улыбнулась.

– Кушай, кушай.

Она одновременно заботилась обо мне и манипулировала мной.

С того самого дня я возненавидел окру.

Всю мою жизнь я рассказывал людям одну и ту же историю о матери. Она была святой. Она заботилась обо мне, когда я был маленький, стирала мою грязную одежду, писала мне письма в тюрьму. Я всегда говорил, что она была простой, любила телесериалы и не знала, чем я зарабатываю на жизнь, пока однажды, на пороге моего пятидесятилетия, я не засветился в качестве приглашенной звезды в сериале «Главный госпиталь». Потом я снялся в паре эпизодов «Молодых и беспокойных», и друзья моей матери обзвонились в наш дом. Хвастаться, что твой сын актер – это одно дело, а своими глазами видеть его в мыльной опере – совсем другое.

– Ох, сыночек, – щебетала она. – Ты же звезда!

Вот что я рассказывал о своей матери. На самом деле я никогда не верил, что она заботилась обо мне из любви. Скорее, она воспринимала все это как свою работу. Мой отец поэтому на ней и женился – просто чтобы она за мной присматривала. Я никогда не чувствовал себя любимым. Мать наполняла наш дом холодом.

Говорят, о человеке можно судить по его секретам.

Интрижка матери с дядей Дэвидом длилась почти тридцать лет. Она поломала жизни многих людей. Двое умерли молодыми. Мой отец – один из них, вторая – его сестра Лобби, жена дяди Дэвида. Когда они с Дэвидом разошлись, она так и не оправилась. Эта интрижка сломала мою семью, а на мне самом оставила неизгладимый след. Мое отношение к женщинам пошатнулось, и больше я никогда им не доверял.

Я понял, что женщины хотят подцепить мужика на крючок, поэтому я должен успеть сделать это первым. Я не был с ними жестоким, но вел себя пренебрежительно. Если какая-то цыпа претендовала на роль моей старушки, ей приходилось мириться с другими женщинами в моей жизни. Ее чувства при этом меня не волновали. В своем доме я был единственным человеком с правом на эмоции, совсем как мой отец. Если кто-то и мог врать, это был я. Если кто-то мог изменять, то я один. Если кто-то хотел обдурить партнера, я делал это первым.

Думаю, отношения матери и дяди