стесняться своего богатства? И среди богачей встречаются хорошие люди. Сиддхартха, например, был богатым.

– Он таким родился. А я богатство заработал.

– Так это же хорошо. Значит, ты еще лучше, чем Сиддхартха.

Билл рассмеялся.

– Ты правда так считаешь?

– Конечно. Он – богатый сын богатых родителей, а ты всего добился сам.

Сам. Кто именно заработал все эти деньги? Какой-то другой Билл, а не этот, подолгу обедающий и выписывающий чеки.

В баре Билл достал кредитную карту такого цвета, какого Анук раньше не видела. Они сели на табуреты в углу, подальше от окна, и, как планировалось, принялись обсуждать прочитанное. В какой-то момент разговор зашел о профессоре Шимицу.

– Говорят, он был монахом, – сказала Анук. – Но его выгнали.

– Правда?

– Да. Видимо, он предпочитал женский монастырь. Еще один штрих к его загадочному портрету. Это что-то… – Анук не нашла подходящего определения и добавила, покраснев: – …с чем-то.

– Вчера после занятия я улучил минутку и подошел к нему, чтобы лично побеседовать – познакомиться, произвести впечатление и так далее, – сказал Билл.

– Понятно.

– В общем… Господи, какой же я дурак! …я рассказал анекдот.

И Билл поведал Анук всю историю, заново переживая испытанное унижение. Когда ему представилась возможность побеседовать с профессором один на один, единственное, что пришло ему на ум, – бородатый анекдот.

– Что сказал буддийский монах продавцу хот-догов?

– Прошу прощения? – переспросил профессор.

– Это анекдот, – пояснил Билл. – Что сказал буддийский монах продавцу хот-догов?

Профессор Шимицу моргнул.

– Буддийские монахи не едят мяса.

– Знаю, – сказал Билл, хотя на самом деле не знал. – Это анекдот, – повторил он.

– Если бы его что-то и привлекло на тележке с хот-догами, то газировка или чипсы. Но даже тогда он ничего бы не сказал продавцу хот-догов, потому что у монахов нет денег. И вообще, им не полагается разговаривать с мирянами. Прошу прощения, приятно было с вами пообщаться, мне пора. – Профессор исчез в потоке студентов, покидающих аудиторию.

Билл решил никому не рассказывать об этом разговоре, даже Питтипэт, – слишком уж унизительно. Кто бы мог подумать, что всего через полтора дня он поделится с Анук. Дослушав его рассказ, она засмеялась.

Когда девяностосемилетняя Мириам Кудах умерла, между четырьмя ее детьми, одиннадцатью внуками и толпой их жен и мужей завязалась оживленная переписка. Мириам жила в Нью-Йорке, в доме престарелых неподалеку от дома, где вырастила своих потомков, но почти все упомянутые потомки расселились по миру: в Сан-Франциско, Тусане, Чикаго, Гонконге… Одна из внучек, Айеша, оказалась на исследовательском судне в Баренцевом море; она послала всем сердечки и вышла из чата, а остальные продолжили обсуждать подробности похоронной церемонии. В результате ответственность за проведение шивы возлегла на последнего нью-йоркца в клане Кудахов – Эндрю, внука Мириам.

Все удивились, когда он вызвался добровольцем. Эндрю ни с кем близко не общался, к тому же жил в крошечной однокомнатной квартирке. «В кухню поместится всего один поднос с угощением», – сокрушалась его мать Рене в приватной переписке с Клэр, женой Дэвида, однако к тому времени самолет с Дэвидом и Клэр на борту уже вылетел из Гонконга. Что ж, у Эндрю – значит, у Эндрю.

Представьте всеобщее удивление, когда выяснилось, что все прошло как нельзя лучше. Согласно единодушному вердикту родственников, подлинной героиней мероприятия стала Рейчел, невеста Эндрю. Именно Рейчел и предложила его квартиру в качестве места проведения шивы. При этом она даже не была еврейкой. «Подумать только, принимать гостей на своей первой шиве!» – дивилась Рене. Однако Рейчел вознамерилась преуспеть – и преуспела. Члены семьи ели, рассказывали истории, делились воспоминаниями, поправляли друг друга, спорили, смеялись, а над ними витал дух Мириам, щедрой и добродушной при жизни.

А гости! Кто бы мог подумать, что у девяностосемилетней старушки столько друзей! И все сплошь милые люди. Молодой медбрат, ухаживавший за Мириам в «Робинсон Гарденс», принес наивкуснейший тыквенный хлеб собственного изготовления. «До сих пор вспоминаю тыквенный хлеб», – на следующий день написала Сильвия в чате. Остальные с ней согласились. «Он точно медбрат?» «Ему нужно открыть свою пекарню!» «У нас есть на примете какая-нибудь незамужняя девушка для него?» Таковой не нашлось. Потом зашли две бывшие ученицы Мириам, учившиеся у нее, когда она преподавала в частной школе, и пожилая дама, работавшая с ней в государственной школе. Заглянула даже молодая женщина, соседка Эндрю. Она совсем не знала Мириам и едва была знакома с самим Эндрю, если не считать дежурной улыбки в подъезде, но выглядела искренне расстроенной, и Кудахи радушно пригласили ее зайти. Брайан, муж Арлин, усадил гостью в кресло у окна – «кресло для интервью», как прозвала его Шэрон, – и попросил рассказать о себе. Выяснилось, что девушка работает в мэрии – надо же, какая приятная работа! Как ни странно, она наотрез отказалась снимать плащ. «Тебе, наверное, ужасно жарко!» – говорили ей. Плащ был застегнут на все пуговицы, а в комнате такая духота! Но нет, загадочная соседка так его и не сняла. Она порывалась уйти, но все дружно уговорили ее поесть, послушать рассказы и познакомиться с членами семьи. По настоянию ребе она даже осталась на кадиш[26]. Очень мило, что она пришла. Мириам была бы рада.

– Это не Энди, – говорилось в сообщении, которое Элис получила от Рокси.

Дождь разошелся не на шутку. Биллу следовало бы пойти домой, но Анук предложила ему зайти на чашку чая, и он согласился. Странно говорить «да» здесь, на улице, будто они уже у нее дома, а весь Нью-Йорк – огромная прихожая. Однако с неба лило как из ведра, Биллу хотелось продолжить беседу, поэтому он принял приглашение.

– Не знаю, дома ли мой сосед, – сказала Анук, отпирая дверь. – Обычно в это время суток он работает, но никогда не угадаешь.

– Чем он занимается?

– Он художник.

– В каком стиле пишет?

– Понятия не имею. Думаю, он давно уже не заморачивается, как назвать свой стиль.

В дверном проеме между крошечной прихожей и кухней колыхалась занавеска из бусин. Как выяснилось, кухня по совместительству является столовой и гостиной. А может, даже спальней. В квартире всего три двери, одна из них – в санузел. Места так мало, что от входа можно разглядеть бабочек, вышитых на шторке для душа.

Анук поставила чайник. На столе стояла большая коробка с черными маркерами.

– Инструменты мастера, – пояснила она. – Хотя, похоже, самого мастера нет дома. – В ее голосе послышались игривые нотки, но Билл не уловил чуть заметной перемены тона.

– Да, похоже, – отозвался он. На