Подельница Леши, дама шикарная, под благовидным предлогомначинала кокетничать с кавалером намеченной жертвы. В конце концов она уводилатого танцевать. К дурочке, скрипящей зубами от злости, подсаживался Леша. Вечерзаканчивался, как правило, одинаково. Девчонка уезжала с Красавчиком, бабаотвлекала ее спутника. На следующий день дурочка просыпалась в подворотне илиподъезде. Леша не хотел брать на себя мокруху и, если на улице стоял мороз,оставлял «даму» на подоконнике, возле работающей батареи. Девчонки, словнопопугаи, твердили в один голос: кавалер достал из внутреннего кармана плоскуюшикарную фляжку, налил в пробку-стаканчик благородный коньяк и предложил выпитьза любовь и дружбу. Все, больше они ничего не помнили и страшно удивлялись,оказавшись ограбленными. Причем, одежда, сумочка и даже деньги в ней оставалисьна месте. Красавчика интересовали только камушки.

Несколько лет Леша гастролировал по городам и весям, незадерживаясь нигде больше чем на двое суток. Но, сколь веревочке ни виться, акончик появится. В конце концов Красавчика повязали.

На следствии, а потом и на суде, он полностью взял на себявсю ответственность, выгородив подельницу. В отношении женщины не было принятоникаких мер, она проходила свидетельницей. Впрочем, и по делу Красавчикаобнаружились не все эпизоды. Многие потерпевшие, богатые женщины, не обращалисьв милицию. Так что точно установить, скольких дурочек ограбила сладкая парочка,не представилось возможным. Не нашлись и наворованные средства. Лешку взяли вгостинице, в кошельке у него лежали жалкие рубли, а дама и вовсе оказалась безпортмоне. Когда оперативники поинтересовались: «Что же вы без копейки из домавышли?» – женщина спокойно ответила: «Между прочим, я пришла в ресторан скавалером, это его дело об оплате думать!»

– Отчаянная тетка, – восторгался Женька, – а уж Лешкулюбила, жуть. Сколько она денег в лагере рассовывала, чтобы Лешке лишнююпередачку отнесли или свиданку дали! Одевала его, обувала… Впрочем, и он тожеее любил, письма они друг другу каждый день писали…

Женя сначала принялся было подтрунивать над мужиком: мол,как же так, авторитетный вор, а по бабе слюни пускаешь. Но Красавчик тольковздохнул:

– Дурак ты, Бетон. Молодой совсем, вот и идиот. Глянь-кавокруг, многие ли жены колбаску тянут? Матери ладно, те никогда не бросят, хотятоже разные попадаются, а супруги или сожительницы? Особо они не ломаются,быстро утешаются. Моя с такими деньгами могла про любовь наутро забыть, но ведьне забыла. Ценить таких надо, проверил, значит, свою бабу в воде и в огне.

Женька призадумался. Он до тех пор считал само собойразумеющимся, что Шура ездит к нему с харчами, но теперь посмотрел трезвымвзглядом на своих товарищей по бараку и понял: Красавчик прав.

– Ну, а потом его в другую зону переправили, на туберкулез,– закончил Женя, – там он и помер.

– Не знаешь, как звали его жену?

– Имя простое, – замялся Бетон. – Таня, Лена, Катя, Наташа…Ну не помню. Не Арина, не Кристина и не Вероника какая-нибудь.

Ночью мне не спалось. Диван был неудобным, узким, жестким икоротким. Производители явно не рассчитывали, что кто-нибудь станет коротать нанем ночь. Кожаные подушки расползались, простыня скользила, да еще Хучик –любитель вольготно раскинуть на широкой кровати все четыре лапы, страшнонедовольный размером дивана, норовил то лечь хозяйке на спину, то залезть ей наголову. Наконец я устала бороться с простыней, подушками, мопсом и села возлеписьменного стола. Насколько я знаю, уголовные дела хранятся в архивах долго.Где-то на полках лежат тома, посвященные Лешке Красавчику. В них вся нужная мнеинформация о родственниках парня и его жены. Существует только маленькаянезадача: мне никто эти бумаги не покажет, а заглянуть туда очень хочется. Какже осуществить задуманное? Руки потянулись к сумочке за сигаретами, но закуритья не успела, потому что послышался легкий скрип. Удивленная, я повернула головук двери и увидела, что она приоткрыта.

– Кто там?

Ответа не последовало.

– Маня, Леля, это вы?

Вновь молчание.

– Значит, собаки или кошки, – громко, чтобы успокоить себя,сказала я.

Но в комнату никто не вошел: ни Снап, ни Банди, ни Черри, ниЖюли, ни Клепа, ни Сомс, ни Фифина… Затем в проеме мелькнуло нечто белое, помоим босым ногам пронесся ледяной ветер.

– Что? – прошептала я, холодея. – Что?

Внезапно дверь распахнулась до конца, и перед моими глазамипредстала фигура, с головой закутанная в светлую хламиду. Лица у пришельца ненаблюдалось, впрочем, рук и ног тоже.

– А-а-а, – выдохнул гость, – а-а-а.

– А-а-а, – завизжала я что есть силы, – сгинь, рассыпься!

Фигура в саване сделала шажок в кабинет.

– Мама, – заорала я, – мамочка, убирайся!

Краем глаза я успела заметить, что Хучик вздыбил на спинекороткую шерстку, распрямил хвост и трясется крупной дрожью то ли от страха, толи от возбуждения. Нечто попятилось и исчезло. Я продолжала орать.

– Муся, – спросила Маша, всовывая голову в кабинет, – что-тостряслось?

Я кивнула.

– Сомс опять мышь принес?

– Сомс у нас, – отозвалась Леля.

– Тут только что было привидение, – дрожащим голосомпояснила я, – большое, под светлым покрывалом!

Маня вошла в кабинет и ткнула пальцем в газету «Тайнаявласть», валявшуюся у дивана:

– Ты листала ее перед сном?

– Да!

– И зачем?

– Мне нравится там полоса читательских писем, – чутьуспокоившись, пояснила я, – люди всерьез рассказывают о таких вещах!

– Например?

– Ну, о встречах с инопланетянами, лешими, ведьмами…Обхохотаться можно, я это издание держу за сборник анекдотов.

– Ясненько, – подвела итог Маня, – обчиталась ерунды иувидела сон.

– Я не спала!

– Спала, спала, бывают такие сновидения, очень четкие.

– Но Хучик перепугался, он ведь не дремал!

– Мы тоже затряслись, – добавила Леля, – ты так завизжала,жуть.

– Давай сюда, – велела Маня, схватив газету.

Потом, скомкав ни в чем не повинное издание, дочь сказала: