– Больше не покупай ничего подобного, спи давай.

Я покорно легла на диван, вытянула ноги и попыталась думатьо нейтральных вещах. Отчего в моем магазине плохо идут копеечные шариковыеручки? Вроде дешевый товар, по три рубля, а народ берет те, которые по десять…Хорошо бы поставить ларек с открытками, их многие спрашивают… Открытки! Ярывком села, Хучик свалился на пол. Так, кажется, я знаю, кто поможетподобраться к бумагам про Лешку Красавчика.

Дождавшись одиннадцати утра, я отыскала на столе нужную бумажкуи набрала номер. Вчера, уходя, Женя Бетон оставил мне визитку, сообщив:

– Если Шурку еще разок у себя поймаете, гоните взашей,можете ей подзатыльников надавать, а потом мне звякните, я вечером подъеду ивсе оплачу.

И вот сейчас визитка пригодилась.

– Алло, – прочирикал девичий голос, – вам кого?

– Женю.

– Кого?

– Женю.

– Которого?

– Женю Бетона.

– Сама ты каменоломня, – рявкнула девушка, – обожралась сутра и идиотничает!

Поняв, что совершила ошибку, я быстренько отсоединилась инабрала номер снова.

– Да, – рявкнул мужской голос.

– Женя?

– Ну?

– Это Даша, директор книжного магазина на Федосеева.

– Здрасьте вам, – сбавил тон парень, – опять Шурка бузит?Вот шалава, пихайте ее коленкой под зад.

– Нет-нет, – поспешила я успокоить юношу, – просто япридумала, как вам развлечь жену, вот слушайте…

– Ладно, – сообщил Женя, побеседовав со мной, – ща приеду.

Он и впрямь прибыл через час, такой же шикарный, как вчера,только в сером костюме и пронзительно-яркой синей рубашке. Где-то с полчаса мыобсуждали всякие практические проблемы, связанные с установкой ларька, потомЖеня осведомился:

– Ну и сколько мне это встанет? Какую сумму возьмете налапу?

– Мне не нужны деньги.

Бетон напрягся:

– Что тогда?

– Нужна небольшая услуга, если, конечно, получится…

– Выкладывайте.

Я изложила проблему.

– Это я могу, – обрадовался Женька, – такое мне по силам.Подождите секундочку.

Он вытащил трубку и сказал:

– Николай Петрович? Женя Краснов беспокоит.

Я уставилась в окно. По ледяной январской улице неслисьпрохожие. Стужа в этом году стоит невероятная, давно не было в Москве такихморозов.

– Ну все, – сказал Женя, – договорился. Подъезжайте к восьмивечера в кафе «Луна», на Колесниковской улице, там вас Николай Петрович будетждать.

– Мне ему платить?

– Ни в коем случае, – подскочил Женя, – разбалуется мужик,он свое и так имеет, просто бумажку заберете, и все!

За пять минут до указанного времени я вошла в полупустуюзабегаловку и оглядела зал. Сидевший у стены мужчина примерно моего возрастаприветливо помахал рукой. Я подошла к столику и спросила:

– Николай Петрович?

– Коля, – улыбнулся тот, – для красивых женщин просто Колян.

– Даша.

Милиционер галантно продолжил:

– Кофе?

– Спасибо, я тороплюсь.

– Тогда держите.

У меня в руках оказался легкий, совершенно невесомыйпакетик.

– Здесь все?

– Абсолютно, Жене привет.

Я кивнула и пошла на выход, чувствуя спиной, как НиколайПетрович шарит по моей фигуре липким взглядом.

Желание узнать правду было таким сильным, что я вытащилатоненькую папочку прямо в «Пежо». Так, Алексей Андреевич Морозов, кличкаКрасавчик, родился в 1955 году, осужден в 1988-м, скончался в 1990-м. Ближайшиеродственники… Да, никого. Алексей Морозов был из детдомовцев. Ни отца, ниматери, ни братьев с сестрами. Не было и жены с детьми. Парень существовал одинкак перст. Зато имелась свидетельница и одновременно, говоря языкоммилицейского протокола, сожительница, Наталья Сергеевна Филимонова. Последнее местоработы – Союз композиторов, секретарша. Наталья Сергеевна была вдовой. Ее муж,некто Парасов Константин Львович, скончался аж в 1973 году. Наташеньке тогдастукнуло двадцать пять. Детей у нее не имелось, впрочем, они не появились ипозже, зато нашлись сведения о матери Филимоновой Екатерине Андреевне, 1928-гогода рождения. В бумагах был и адрес: улица Сошальская, дом 62.

Я тяжело вздохнула. Сведения за 1988 год, с тех пор прошлослишком много лет. Нет в живых ни Лешки Красавчика, ни Натальи Филимоновой,скорей всего давным-давно скончалась и Екатерина Андреевна, хотя проверить немешает. Ведь это последняя ниточка, за которую я могу потянуть. Вроде бы Надя иАлеша Колпаковы двоюродные племянники Филимоновой…

Я в задумчивости принялась включать и выключать фары «Пежо».Если в чем никогда не могла разобраться, так это в сложных родственныхотношениях, существующих в некоторых семьях. Кто та­кие племянники, понятно.Вот если бы у меня имелись брат или сестра, то Кеша и Маша пришлись бы имплемянниками. Но прямыми, не двоюродными… наверное, если у вашей сестры имеетсядочь, то ваши дети и эта девочка… Нет, все же я в этом ничего не понимаю…

Ладно, я завела машину и поехала в сторону Зубовскойплощади. Ясно одно: двоюродных племянников никто не станет указывать в анкетах,в документы вписывают только так называемых родственников первой очереди.Конечно, я абсолютно зря еду сейчас на Сошальскую. Небось в квартире давноживут посторонние люди, но все-таки следует проверить, потому что, честноговоря, я хватаюсь за последнюю соломинку. Больше у меня никаких версий нет.

Дом шестьдесят два оказался блочной девятиэтажкой. Но вподъезде было чисто, почтовые ящики выглядели целыми, кнопки в лифте нетопорщились обгорелыми кусками, и на линолеуме не расплывалась зловонная лужа.Аккуратной оказалась и лестничная площадка шестого этажа, а все двери, обитыечерным кожзаменителем, гляделись близнецами, даже номера квартир были подобраныпо одному образцу: круглые пластмассовые таблички с золотыми цифрами.

– Кто там? – раздалось из-за двери в ответ на мой звонок.