— А вот про негритенка послушайте. Тут илетальный исход присутствует. Дело недавнее, позапрошлого года. — Сыщикпроглядел несколько скрепленных вместе листков, видимо, освежая историю впамяти. Ухмыльнулся. — В некотором роде шедевр. В моей папочке много чегоесть, дамы и господа. — Он любовно похлопал короткопалой плебейской лапойпо черному коленкору. — Папаша Гош собирался в дорогу основательно, ниодной бумажечки, которая могла бы пригодиться, не забыл. Конфуз, о котором явам сейчас, поведаю, до газет не дошел, у меня тут полицейская сводка. Значит,так. В одном немецком княжестве, (в каком именно, не скажу, потому что материяделикатная) ждали прибавления в августейшем семействе. Роды были трудными.Принимал их лейб-медик, почтенный доктор Фогель. Наконец спальня огласиласьписком. Когда великая герцогиня, от страданий на несколько минут лишившаясячувств, открыла глаза и слабым голосом попросила: «Ах, герр профессор, покажитемне моего малютку», доктор Фогель с крайне смущенным видом подал ее высочествуочаровательного крикуна светло-кофейного цвета. Великая герцогиня сновалишилась чувств, а доктор выглянул за дверь и опасливо поманил пальцем великогогерцога, что было вопиющим нарушением придворного этикета.

Видно было, что комиссару доставляет особоеудовольствие рассказывать эту историю чопорным виндзорцам. Вряд ли вполицейской сводке содержались такие подробности — Гош явно фантазировал. Онподсюсюкивал, говоря за герцогиню, а слова нарочно подбирал возвышенные —видно, так ему казалось смешнее. Кларисса аристократкой себя не считала, новсе-таки морщилась, почитая за дурной тон глумление над высочайшими особами.Насупил брови и сэр Реджинальд, баронет и отпрыск древнего рода. Но комиссарутакая реакция, кажется, только прибавляла вдохновения.

— Его высочество на лейб-медика необиделся, потому что момент был волнующий, и, обуреваемый отцовскими исупружескими чувствами, бросился в спальню… Последовавшую за этим сцену выможете вообразить себе сами: и по-солдатски ругающегося венценосца, и великуюгерцогиню, то рыдающую, то оправдывающуюся, то лишающуюся чувств, и орущего вовсю глотку негритенка, и замершего в благоговейном ужасе лейб-медика. В концеконцов его высочество взял себя в руки и решил следствие в отношении еевысочества отложить на потом. Пока же требовалось замести следы. Но как?Потихоньку спустить младенца в уборную? — Гош шутовски приложил ладонь кгубам. — Прошу прощения, сударыни, сорвалось. Избавиться от младенца былонельзя — его рождения ждало все княжество. Да и грех как-никак. Советниковсобирать — не дай бог проболтаются. Что делать? И тут доктор Фогель,почтительнейше откашлявшись, предлагает спасение. Говорит, что у него есть одназнакомая, фрейлейн фон Санфон, которая способна творить чудеса и может не точто новорожденного белого младенца, но даже и птицу феникс с неба достать.Держать язык за зубами фрейлейн умеет, денег за свою услугу, будучи девицейблагородной, конечно, не возьмет, но очень любит старинные драгоценности… Вобщем, через пару часов в атласной колыбельке уже покоился славный малыш, белеемолочного поросенка и даже с белобрысыми волосенками, а бедного негритенкавынесли из дворца в неизвестном направлении. Впрочем, ее высочеству сказали,что невинное дитя будет увезено в южные широты и передано там на воспитаниехорошим людям. Итак, все устроилось наилучшим образом. Благодарный герцогпередал доктору для фрейлейн фон Санфон чудесную алмазную табакерку с вензелем,а также благодарственную записку и устное пожелание раз и навсегда покинутьпределы княжества. Что деликатная девица немедленно и исполнила. — Гош, несдержавшись, фыркнул. — Наутро, после скандала, длившегося всю ночь,великий герцог наконец решил рассмотреть получше своего наследника. Брезгливовынул паренька из колыбельки, повертел и так и сяк — и вдруг увидел на розовой,пардон, заднице родимое пятно в виде сердечка. Точно такое же имелось нафилейных частях у его высочества, а также у покойного фатера его высочества, угроссфатера и так далее до седьмого колена. В полном недоумении герцог послалза лейб-медиком, однако выяснилось, что доктор Фогель накануне ночью отбыл внеизвестном направлении, оставив жену и восьмерых детей. — Гош зашелсяхриплым смехом, закашлялся, замахал руками. Кто-то неуверенно прыснул, мадамКлебер целомудренно прикрыла губы ладошкой.

— Наскоро организованное расследованиеустановило, что лейб-медик в последнее время вел себя странно и якобы дажепоявлялся в игорных домах соседнего Бадена, причем в обществе некоей веселоймолодой особы, по описанию очень похожей на фрейлейн фон Санфон. — Сыщикпосерьезнел. — Доктора обнаружили два дня спустя в страсбургскойгостинице. Мертвым. Принял смертельную дозу лауданума, оставил записку: «Вовсем виноват я один». Явное самоубийство. Кто истинный виновник, было ясно, ноподи докажи. Что до табакерки — высочайший подарок, и записочка имеется. Асудебный процесс обошелся бы их высочествам себе дороже. Конечно, самоезагадочное — как удалось подменить новорожденого принца на негритенка и откудав краю голубоглазых блондинчиков вообще взялся шоколадный младенец. Правда, понекоторым сведениям, незадолго до описанной истории у Мари Санфон состояла наслужбе горничная-сенегалка…

— Скажите, к-комиссар, — сказалФандорин, когда стих хохот (смеялись четверо: лейтенант Ренье, доктор Труффо,профессор Свитчайлд и мадам Клебер). — А что, Мари Санфон так хорошасобой? Способна вскружить голову любому мужчине?

— Да ничего особенного в ней нет. Всюдунаписано, что внешности она самой заурядной, особые приметы отсутствуют. —Гош нагло окинул Клариссу цепким взглядом. — Цвет волос, манеру поведения,акцент, стиль одежды меняет с легкостью. Но, видно, есть в этой женщине что-тоособенное. Я по роду службы всякого навидался. Самые что ни на есть роковыеразбивательницы сердец редко бывают красавицами. На фотографии увидишь — взглядне задержится, а встретишь — так искорками по коже и защекочет. Мужчина ведь нена прямой нос и длинные ресницы клюет, он особый запах чует.

— Фи, комиссар, — одернула пошлякаКларисса. — Вы в обществе дам.

— Я в обществе подозреваемых, —очень спокойно парировал Гош. — И вы — одна из них. Почем я знаю, нет лиздесь, за столом, мадемуазель Санфон?

Он так и впился глазами в Клариссино лицо. Этовсе больше и больше напоминало дурной сон. Стало тяжело дышать.

— Если я п-правильно сосчитал, этой особесейчас должно быть 29 лет?

Спокойный, даже вяловатый голос Фандоринапомог Клариссе взять себя в руки. Она встрепенулась и — не до женскоготщеславия — воскликнула:

— Нечего на меня так смотреть, господинсыщик! Вы мне делаете явно незаслуженный комплимент. Я старше вашейавантюристки… почти на десять лет! Да и остальные дамы вряд ли подходят на рольмадемуазель Санфон. Госпожа Клебер слишком молода, а госпожа Труффо, как вамизвестно, не говорит по-французски!