свой роскошный комплекс в Межигорье под Киевом. Он сказал одному из своих близких союзников, "что его жизнь в опасности; что в Киеве много вооруженных людей, сформировалось много банд, поэтому ему пришлось покинуть Киев". Некоторые протестующие на Майдане отказались принять соглашение, достигнутое Януковичем и лидерами оппозиции, и больше не было милиции, чтобы защитить его, если протестующие решат штурмовать президентские здания или Межигорье.

22 февраля, на следующий день после того, как Янукович покинул Киев, парламент, возглавляемый теперь оппозицией, проголосовал за отстранение Януковича от должности на том основании, что он пренебрег своими обязанностями и оставил свой пост. Александр Турчинов, один из лидеров оппозиции и протестов на Майдане, был избран временным президентом. Другой лидер оппозиции, Арсений Яценюк, стал новым премьер-министром. Парламент проголосовал за отстранение Януковича простым большинством голосов, не прибегая к процедуре импичмента, которая потребовала бы большинства в две трети голосов, поскольку не было необходимого кворума. Янукович отказался как уйти в отставку, так и вернуться в Киев. Через несколько дней он покинул страну.

На Майдане оплакивали погибших и праздновали победу: революция победила, было сформировано новое правительство, которое обязалось подписать соглашение об ассоциации с ЕС, а начинающий автократ отправился в изгнание в Россию, евразийскую автократию, которая поддерживала его все это время. Неизвестное людям на Майдане бегство Виктора Януковича из Киева в ночь на 21 февраля 2014 года положило начало череде событий, которые спустя несколько дней привели к российской аннексии Крыма, что, в свою очередь, послужило спусковым крючком для российско-украинского военного конфликта, первого этапа тотальной российско-украинской войны.

 

Глава 5. Крымский гамбит

 

Когда начинается и заканчивается Россия, и какие территории должно охватывать историческое "собирание русских земель" — это старые вопросы, которые волновали российских мыслителей и государственных деятелей на протяжении многих поколений. Распад Советского Союза вернул эти вопросы в политическую повестку дня с беспрецедентной остротой. Новые государственные границы бывших советских республик оставили за пределами Российской Федерации около 30 миллионов этнических русских и русскоязычных представителей других национальностей, которые ассоциировали себя в основном с Россией. Ведущий русский писатель-националист Александр Солженицын, вернувшийся в Россию из эмиграции в США в 1992 году после холодной войны, осудил разделение "русского народа" постсоветскими границами, определив это как суть нового русского вопроса. По той же причине Путин назвал распад СССР величайшей геополитической трагедией двадцатого века.

Перед Борисом Ельциным и его советниками стояла серьезная задача превратить постсоветскую Россию в европейское национальное государство в соответствии с моделью, созданной за два предыдущих столетия Французской революцией и ее преемниками. В ее основе лежало определение национализма, данное чешско-британским философом Эрнестом Геллнером, как "политического принципа, согласно которому политические и национальные единицы должны быть конгруэнтны". Учитывая миллионы нерусских и неславян в границах Российской Федерации и десятки миллионов "русских" и советских разных мастей за этими границами, задача государственного строительства России была практически невыполнима без большой войны, которая была основным инструментом, использованным для создания европейской системы национальных государств. В 1990-е годы последним примером стал проект "Великой Сербии" Слободана Милошевича.

Ельцин и его правительство не могли позволить себе такую войну, да и не хотели ее. На самом деле, Москва вступила в войну с неславянской и нехристианской Чечней в защиту другого принципа - нерушимости границ Российской Федерации, оспариваемых чеченским сепаратизмом. Две жестокие чеченские войны ожесточили российскую политику и общество, укрепив имперскую модель российской идентичности как трансэтнической и транскультурной. Это произошло отчасти на основе, но также и за счет советской идентичности, сформировавшейся в коммунистические времена. Новые лидеры в Москве, которые пришли к власти в оппозиции к коммунизму и во многом способствовали распаду Советского Союза, теперь столкнулись с коммунистической оппозицией своему правлению. Они отвергли советскую идентичность как инструмент построения российской нации или средство сохранения российского контроля над постсоветским пространством. Вместо этого они искали альтернативу, а Ельцин даже призвал к созданию новой модели российской идеи.

В течение 1990-х годов возник ряд политических, культурных и идеологических концепций, не основанных на советской модели. Они конкурировали с этой моделью как возможные средства объединения политических компонентов Российской Федерации и постсоветских республик, более не находящихся под властью Москвы. Одной из таких концепций стало евразийство, которое дало название ряду реинтеграционных проектов и институтов на постсоветском пространстве. Уходя корнями в труды российских интеллектуалов, включая князя Николая Трубецкого и Петра Савицкого, которые оказались в изгнании после большевистской революции, евразийство стремилось воссоздать бывшее российское имперское, а теперь постсоветское пространство на основе имперского наследия России, русской культуры и православного христианства, что могло бы интегрировать нерусские части бывшей империи в современную Российскую Федерацию.

Старое евразийство русских эмигрантов захватило воображение той части интеллектуальной элиты, которая была недовольна либерально-демократическим дискурсом, принятым советниками Ельцина, и некоторые из его сторонников и интерпретаторов попали в орбиту Кремля после прихода к власти Путина. Александр Дугин, неоевразиец, выступавший за создание евразийской империи и считавшийся идеологом русского фашизма, стал советником Сергея Нарышкина. В то время он занимал пост руководителя аппарата президента, затем был спикером Думы, а затем главой Службы внешней разведки - старого ведомственного дома Путина.

Путин принял многие элементы традиционного и возрожденного евразийства как часть своего мировоззрения. В своих официальных заявлениях он неоднократно говорил о России как об уникальной многонациональной цивилизации, не только отличной от Запада, но и противоположной ему по истории, культуре и ценностям. Но он также с таким же, если не большим энтузиазмом воспринял идеи другой группы российских мыслителей, которые противопоставляли Россию Западу преимущественно как евразийскую славянскую или русскую цивилизацию. Это направление мысли, представленное такими фигурами, как Алексей Хомяков, Иван Киреевский и Константин Аксаков, предшествовало евразийству, восходя к первым десятилетиям девятнадцатого века, что привело к одному из самых значительных расколов в интеллектуальной истории России - расколу между западниками и славянофилами. Первые настаивали на том, что судьба России связана с Западом, а вторые подчеркивали уникальность России, уходящую корнями в историю, язык, культуру и национальность.

Национальность, которую славянофилы называли русской, на самом деле была восточнославянской. В имперской российской терминологии она состояла из великороссов, или собственно русских, малороссов, или украинцев, и белороссов, или белорусов. Модель трехсоставной русской нации, которую русский историк Алексей Миллер называет "большой русской нацией", была принята имперской элитой во второй половине XIX века и стала частью идеологического кредо и личных убеждений, а также идентичности многих политических, религиозных и военных лидеров страны. Русская революция положила конец господству трехчленной нации в российской политической и этнонациональной мысли. В 1922 году Ленин воспротивился попыткам Иосифа Сталина