Уронив правую руку вниз, рядом со стулом, я взметнула ее,выставив два пальца, как копье. Рассел заметил движение, но отреагировать неуспел. Я вдвинула пальцы ему в горло, встав от инерции удара.

Он подавился, ухватился руками за глотку, почти упал настол. Правой рукой я двинула его мордой об стол - раз, два, три раза. Кровьхлынула из разбитого носа, и Рассел мешком скатился со стола на пол, уставясь впотолок, давясь и ловя ртом воздух, пытаясь продохнуть через травмированноегорло и раздавленный нос. Наверное, если бы ему легче было дышать, он быпотерял сознание, но трудно упасть в обморок, когда ловишь воздух ртом. Он сталкататься по полу, закатив глаза и ничего не видя.

Я стояла возле стола, глядя на него сверху вниз. Пистолетбыл у меня в левой руке, у бока, не слишком заметный на фоне черных джинсов.Его вряд ли кто заметил - все видели только кровь и человека на полу.

Гарольд и высокий Тритон застыли, глядя на Рассела. Гарольдпокачал головой:

- Вам не следовало этого делать.

Эдуард стоял у кабинки, закрывая вид Донне и Бекки. Онзаговорил тихо, чтобы никто не слышал за пределами нашего тесного кружка:

- Никогда больше не угрожай этим людям, Гарольд. Неприближайся к ним ни под каким видом. Скажи Райкеру, что они под запретом. Иначев следующий раз сломанным носом дело не кончится.

- Я вижу пистолеты, - тихо сказал Гарольд. Потом он согнулсянад Расселом. Верзила все еще ничего перед собой не видел, синяя футболка сталафиолетовой от крови. Гарольд все тряс головой. Потом посмотрел на меня:

- Кто ты такая?

- Анита Блейк.

Он еще раз помотал головой:

- Не слышал этого имени.

- Наверное, моя репутация меня не опережает, - сказала я.

- Опередит, - ответил он.

- Питер, дай мне салфеток, - попросила я.

Питер не стал задавать вопросов. Он просто зачерпнул двегорсти салфеток с держателя на столе и подал мне. Я взяла их правой рукой ипротянула Гарольду. Он их взял, глядя мне в лицо, но поглядывая то и дело напистолет у меня в руке.

- Спасибо.

- Не за что.

Он прижал салфетки к носу Рассела и взял великана под руку.

- Тритон, возьми его за другую руку.

Вдали раздался вой сирен. Кто-то успел вызвать копов.

Рассел все еще стоял на ногах нетвердо. В расплющенный носему сунули салфетки, и он выглядел глупо и нелепо с торчащей из ноздрей бумагой.Два раза ему пришлось прокашляться, чтобы заговорить, и голос все равно звучалхрипло, сдавленно, с болью:

- Ах ты сука! Я ж тебе такое за это сделаю!

- Когда сможешь стоять сам, и тебе нос починят, я буду радапровести ответный матч.

Он плюнул в мою сторону, но плохо прицелился, и все зряпопало на пол. Грубо, но не слишком эффективно.

- Пошли, - сказал Гарольд, пытаясь переместить действиепоближе к двери. Сирены выли уже совсем рядом.

Но Рассел еще не закончил. Он повернулся, увлекая за собойдвух других.

- Я твою суку вы... а мальчишку с девчонкой койотам брошу!

- До Рассела медленно доходит, - сказала я. Бекки ужеплакала, а Донна так побледнела, что я боялась, как бы она не грохнулась вобморок. Лица Питера я не видела, потому что мне пришлось бы для этогоотвернуться от противников, так что не знаю, как выглядел он. Но не слишкомкрасиво.

Копы ввалились, когда Гарольд все еще пытался вытащитьРассела в двери. Мы с Эдуардом воспользовались суматохой, чтобы убрать стволы.Двое копов в форме не очень поняли, кого надо арестовывать, но свидетелислышали угрозы Рассела и видели, как он пытался нас запугать до того, как я егоуспокоила. Никогда не видела столько таких охочих свидетелей. Обычно никтоничего не видел и не слышал, но сейчас заплаканная девочка на руках у мамыосвежила людям память. Вообще-то Рассел имел бы право выдвинуть против насобвинение, но люди из кожи лезли, свидетельствуя, что он нам угрожал. Одинвообще клялся, что видел, как Рассел вытащил нож. Поразительно, как быстросюжет обрастает подробностями. Насчет ножа я не могла подтвердить, но былодостаточно свидетелей угрозы, чтобы шансы попасть в тюрьму для меня резкоснизились. Эдуард вытащил свои документы Теда, и полисмены знали егопонаслышке, если не в лицо. Я показала лицензию истребителя и разрешение наношение оружия. Строго говоря, я носила оружие скрыто, и разрешение не былодействительно в этом штате. Но я объяснила, что надела пиджак, чтобы не смущатьдетей. Копы покивали, все записали и вроде бы этим удовольствовались.

Помогло еще и то, что Рассел поливал полисменовнеподобающими словами и вообще имел такой бандитский вид, а я была такаябезобидная, такая миниатюрная, такая женственная и намного менее страшная свиду, чем он. Эдуард дал копам свой адрес, сказал, что я остановилась у него, инас отпустили на свободу.

Администрация тут же предложила нам другой столик, но Доннаи дети почему-то потеряли аппетит. Я была все так же голодна, но меня никто неспросил. Эдуард заплатил за еду и отказался от предложения завернуть нам еенавынос. Я оставила на окровавленном столе чаевые, несколько излишние, какизвинение за беспорядок. И мы ушли, и так я и не поела. Может, если я попрошувежливо, Эдуард подъедет к окошку "Макдональдса". В шторм любой портхорош.

На стоянке Донна разрыдалась, Бекки стала ей вторить. ТолькоПитер молчал и не участвовал в общей истерике. Чем больше плакала Донна, темсильнее заводилась Бекки, будто они друг друга накручивали. Девочка рыдалаикающими всхлипами, на грани гипервентиляции. Я посмотрела на Эдуарда иприподняла брови. Он не изменился в лице. Пришлось его толкнуть локтем. Онодними губами спросил:

- Которую?

- Девочку, - ответила я так же.

Он присел перед Донной, которая прижалась к бамперу его"хаммера", стискивая в объятиях дочь.

- Давай-ка я поведу ребенка немного пройтись.

Донна заморгала, будто видела его и слышала, но слова до неене доходили. Эдуард протянул руки и стал буквально отрывать пальчики ребенка отматери.

Бекки повернулась и припала к нему, уткнувшись лицом ему вплечо. Он глянул на меня поверх ее головы, и я махнула ему рукой, чтобы шелподальше. Эдуард, не задавая вопросов, пошел по дорожке у края парковки,медленно покачивая девочку, успокаивая ее.

Донна, закрыв лицо руками, сжалась в комок, ткнувшисьголовой себе в колени. Всхлипывания почти переходили в завывания. Черт, плохо.Я посмотрела на Питера. Он глядел на нее с отвращением, недоумением. В этот мигя поняла, что взрослый он не только потому, что застрелил убийцу своего отца.Его мать позволяет себе истерику, а он нет. В критической ситуации головусохранял он. Чертовски это несправедливо, если хотите знать мое мнение.