Сомнений больше не оставалось.

Я нашел Лютера Кайта.

* * *

Вайоминг, 4 июля 1993

День независимости. Сегодня вечером мы с Лютером отправились в Рок-Спрингс – выпить пива в баре «Кран». Встретили там паренька, Генри, примерно одного с Лютером возраста. Посидели вместе. Генри сказал, что все лето работал на ранчо возле Пайндейла. К концу он «нагрузился», как выражаются в тех местах, и когда отправился в туалет, Лютер спросил, не можем ли мы взять его домой. Какая прелесть, а? Он называет домом хижину в Пустоши…

Итак, сейчас два часа ночи. Генри в гараже. Горюет и плачет – ведь эта ночь, несомненно, станет самой худшей, самой длинной и последней в его короткой жизни.

Лютер переоделся в рабочую одежду, а я сижу на передней веранде. Луна сейчас полная и яркая, что позволяет мне делать записи в дневнике.

Сегодня вечером, на обратном пути в хижину, Лютер пригласил меня провести пару рождественских недель с ним в Окракоуке. Хочет, чтобы я познакомился с его родителями. Сказал, у них там есть домик на одном отдаленном островке, идеальное место для отправления ритуала боли. Да, он так это называет – отправление ритуала боли… Не знаю.

Сейчас Лютер идет к гаражу. Поскольку это наша последняя ночь в Вайоминге, он попросил отдать Генри в его полное распоряжение. Пожалуйста, сказал я.

Допускаю, что в этом деле успех превысил ожидания.

* * *

Замерзший, промокший насквозь, я доехал на велосипеде до местного универсама и прошел пешком до лачуги в конце причала.

Дверь была закрыта, но из-за стены доносился треск радиопомех и голос диктора, читающего прогноз погоды. На вывеске над дверью значилось: ТЕЙТУМ. ЛОДОЧНЫЕ ТУРЫ.

Я постучал. Подождал.

В четверти мили, за полоской воды, виднелся нелепый фасад мини-отеля «Харпер касл», а дальше, в туманной дали, – маяк Окракоук.

Дверь наконец открылась, и возникший на пороге белобородый старик, настоящий морской волк, смерил меня оценивающим взглядом и улыбнулся.

– Ну и видок у вас, – сказал он с прибрежным каролинским акцентом, чуточку разбавленным мэнским.

– Чарли Тейтум?

– Всю жизнь им был.

– Мистер Тейтум, скажите, вы можете отвезти меня сегодня на Портсмут?

Он рассмеялся так широко, что я увидел амальгамные пломбы в его коренных зубах.

– В такой-то чудесный денек? – Тейтум кивнул в сторону бухты, серой, скрытой пеленой холодного дождя.

– Да, понимаю, условия не самые подходящие, но…

– Может быть, я туда и пойду… в следующий раз… послезавтра… К тому же в такую погоду вам и самому на Портсмуте не понравится. Полагаю, дождь продлится еще несколько часов. Я как раз слушал прогноз погоды, когда вы постучали.

– Мистер Тейтум, мне нужно попасть на Портсмут сегодня.

– До субботы он никуда не денется.

А вот Бет Лансинг может и не продержаться до субботы.

– Да, но…

– Послушайте, дело даже не в дожде. Часа в три пополудни ветер переменится и будет дуть с залива со скоростью в тридцать узлов. Пойдут волны в три-четыре фута высотой. В такой лодке, как у меня, будет небезопасно. – Тейтум указал на тридцатифутовую моторку «Айленд хоппер», пришвартованную к разваливающемуся причалу. – Вы же не хотите выходить в море в такой посудине? Конечно нет.

– Мистер Тейтум…

– Чарли.

– Чарли. Сколько вы берете за поездку на Портсмут?

– Двадцать долларов с головы.

– Отвезете меня сегодня – получите две сотни.

Тейтум оторопело уставился на меня и моргнул.

– Не могу, – сказал он, но нотка неуверенности подсказала, что цена у него есть.

– Пятьсот долларов.

Он усмехнулся.

– Семьсот пятьдесят.

Тейтум рассмеялся.

– Хорошо. Но если вам все равно, я предпочел бы переправить вас поскорее. Пока ветер не переменился.

Я вытер запотевший циферблат.

– На моих час. Вернусь через два часа.

Возвращаясь от Тейтума, я заметил, что что-то следует за мной в воде – бурый американский пеликан с искалеченным крылом. Пеликан смотрел на меня маленькими черными глазами. О чем он думал? Вспоминал ли былые деньки, когда еще мог летать? Скучал ли по тем временам – или списал их, как бесплодные мечтания?

В своем номере в «Харпер касл» я принял горячий душ и не выходил из наполнившейся паром ванной, пока не изгнал из костей холод и дрожь. Сидя на кровати и завязывая шнурки промокших кедов, я вдруг понял, что совершенно не готов к поездке на Портсмут.

Я ничего не узнал об острове, не подобрал одежды, подходящей для сырой ноябрьской погоды, и отправился охотиться на безумца без всякого оружия. Разрешения на оружие у Винсента Кармайкла не было, а везти «Глок» скрытно, даже в разобранном виде, было бы слишком рискованно, поскольку багаж подлежал досмотру.

Я спустился и вышел через заднюю дверь на раскисшую парковочную площадку. Если верить путеводителю, на шоссе 12, у северной окраины деревни, находился магазин рыболовных принадлежностей, где можно было купить все необходимое.

* * *

Через три минуты я въехал на автомобильную стоянку возле магазинчика «Бабба: Наживка и Снасть». Дальше по шоссе, примерно в сотне ярдов, деревня внезапно кончалась, хотя автострада – я видел это в забрызганное каплями стекло – тянулась дальше, на все оставшиеся тринадцать миль Окракоука, сопровождаемая лишь заливом, дюнами и морем.

Войти и выйти из магазина, оставшись равнодушным, было невозможно – с потолка свисали три каяка, синий марлин и красное каноэ. Вдоль задней стены выстроилась фаланга удочек. Под стеклом переднего прилавка поблескивали спиннинговые катушки. Один стеллаж был отдан рыболовным снастям, другой – болотным сапогам.

Над кассой, на стене, висела футболка с надписью на груди:

Появившийся из-за прилавка паренек-толстячок спросил, чем может мне помочь. Одет он был в камуфляж, нижняя губа распухла от табака, в глазах застыло провинциальное недоверие, дыхание отдавало жевательным табаком «скол».

– Вы – Бабба? – спросил я.

– Сын Баббы. Меня зовут Брайан.

Я сказал Брайану, что собираюсь сегодня на Портсмут с ночевкой и хочу купить все необходимое, чтобы не отморозить задницу под этим холоднющим дождем.

– Вы собираетесь на Портсмут при северо-восточном? И кто же согласился вас туда отвезти?