Всех планов Робер не раскрывал и не собирался, но у альдона и от услышанного шапочка на голове поднялась. Волосы дыбом встали и даже немножко зашевелились.

Свергнуть и убить короля, посадить на трон ее величество Альбиту с сыном, альдон представил, сколько при этом прольется крови, и ему заранее стало жутко.

– В уме ли ты, дитя Альдоная?

– Более чем, альдон. Более чем.

– И что ты хочешь от меня?

Исповедь кончилась. В глаза друг другу глядели два хищника, опытных и битых жизнью.

– Я хочу, чтобы храм благословил нового короля. И не мешал мне.

Альдон аж поперхнулся.

Скромно так, ничего не скажешь. Очень скромно.

Фактически… что должен бы сделать альдон в такой ситуации? Да донести! Побежать к Гардвейгу впереди породистой лошади, орать на всю столицу, тыкать пальцем в Робера, но уж точно не молчать.

Поднять людей на борьбу за законного короля.

Проклясть узурпатора.

А тут от альдона требуют не только невмешательства, но и поддержки. И… получат ее.

Это простые патеры и пастеры могут отринуть все мирское, и то, детей-то кормить требуется, три раза в день, и одевать, и учить…

А альдон – нет. Любой, вскарабкавшийся к вершинам церковной иерархии, по умолчанию обладает нехилым набором зубов, когтей и ядов. А также моралью гиены и порядочностью шакала. Работа такая, иначе не удержишься.

Плохо ли это?

Да нет, обычно. Дело житейское.

И лишаться своего положения альдону крайне не хочется. Решительно. А может. И не только положения лишиться, но и самой жизни. Гардвейг никогда не отличался голубиной кротостью, и предшественника альдона Петерса совершенно случайно, на охоте, задрали волки.

Петерсу совершенно не хотелось повторять его судьбу. А ведь если Гардвейг узнает об этом разговоре, волками не обойдется.

С другой стороны… допустим, альдон сейчас помчится доносить. Ему кто-то поверит?

Допустим. Гардвейг поверит. Герцог наверняка не такой дурак, чтобы дома, на видном месте держать доказательства заговора. К примеру, платье королевы, или саму королеву, или договора с наемниками, где так и значится «за помощь в государственном перевороте – оплата сто золотых».

Кому нагорит?

Альдону.

А герцог от всего отопрется…

С другой стороны, если Петерс не донесет, а Гардвейг узнает…

Вот это и называется – между бешеным волком и пропастью. Где попасть, там и пропасть. Хотя…

Альдон мило улыбнулся.

– Я слышал твои слова, дитя Альдоная. И буду молиться, чтобы Он наставил меня на пусть истинный.

– То есть?

– Я буду молиться, чтобы Он даровал победу правым. И посрамил силы зла. И симпатии храма всегда будут на стороне тех, с кем пребывает благословение Альдоная.

Дураком Робер не был, намеки прекрасно понимал, а потому улыбнулся.

– Что ж, посмотрим, с кем пребудет Его благословение.

Я в вашу свару не полезу, победишь – благословлю.

Нет – прокляну.

Робера это вполне устраивало. А что?

Поддержка Храма у него есть, ну или хотя бы Храм не вмешается, не станет поднимать шум и защищать Гардвейга. А проигрывать он так и так не собирается. Проигрыш – это его приговор. Даже хуже.

Если он проиграет, Камилла никогда не будет отомщена. А этого Робер допустить никак не мог.

Он поклонился, попрощался им вышел вон, провожаемый задумчивым взглядом альдона. Петерс смотрел, и думал – когда?

Да, на Робера много всего свалилось, казнь отца, брата, герцогский титул, королевская немилость, но другие-то живут и с худшим набором, и с ума не сходят.

А вот тут…

Как это получилось? Когда?

Впрочем, размышлял об абстрактных материях альдон весьма недолго. А потом позвал к себе отца-келаря, и приказал ему подсуетиться.

Убрать из храмов все, что подороже, золотые подсвечник заменить на бронзовые, позолоченные сверху, прибрать подальше казну, да и храмовую стражу построить лишний раз. Не так уж беззащитно дело Альдоная, есть, кому его отстаивать с мечами в руках, только к чему людей губить понапрасну?

Если начнется бунт, замятня… пусть они хватают, что могут и кого могут, и прячут. Так и правильнее будет, и спокойнее… чего лезть в чужую драку?

Нет, ни к чему.

Отец-келарь выслушал внимательно, покивал, и все же осмелился задать вопрос. С чего бы такое?

Не стало ли альдону известно что-то, что хорошо бы донести и до братии?

Альдон только покачал головой. И решил донести часть правды.

– Принцессу замуж отдаем, всякого отребья в город понаехало… может, и не случится ничего, а только к чему рисковать? Храмы отстроим, людей не вернем….

Отец-келарь поклонился, и отправился распоряжаться. И про себя восхищался мудростью альдона. Это ж надо такую голову иметь!

Он вот, не подумал, как свое-то хозяйство сберечь, а альдон подумал…

Великий человек!

Вирма, земли клана Хардринг

Казалось бы, что такого – провести ночь на острове.

Ан нет. Страшно.

Тира и сама не могла бы сказать, почему так.

Она, в одних тонких штанах и рубахе, сидела на камушке, который медленно остывал от солнечного тепла, поеживалась от ледяных брызг – она могла бы искупаться в море, но одно дело плавать, а другое – вот так, когда холодные капли нападают на тебя с самых неожиданных сторон.

И что делать?

Сидеть можно, но лучше делать упражнения, хоть не замерзнет. Жаль, островок маленький, сильно не разбегаешься. Десять шагов в любую сторону… ладно, надо для начала перебраться с берега, потом поискать сухие водоросли, а если повезет – подобрать пару подходящих камней и попробовать развести огонь.

Интересно, а чем здесь мужчины занимаются? Неужели просто сидят и глядят на море?

Огонь развести в итоге не удалось – не нашлось ни веток, ни подходящих камней,, зато отыскалась очень удобная пещерка, загороженная с трех сторон от моря, и песок там был, немного, но Тира его еще подгребла с разных сторон. Спать так не надо, наутро все проклянешь, но лучше уж сидеть на песочке, чем на камнях.

А потом…

А что – потом?

Встать, размяться, разогнать кровь по жилочкам, опять сесть на место. И снова встать, и снова размяться. Бегать не получится, но на одном месте тоже можно делать кучу упражнений. К примеру, присесть двести раз. Отлично согреешься.

Или наклониться триста раз.