– Ну а как я…

Она смотрела с непониманием, я захлопнул рот, постаралсявнушить себе, что я и есть тот самый крутой умелец, что любой замок с любойсекретностью откроет простой шпилькой, взял шпильку и начал ковыряться кончикомв отверстии, там на случай изменения отпечатков пальцев, болезни Альцгеймераили простой поломки предусмотрено и более простое решение… Однако замокоткрываться не желал, я наконец сообразил, что нужно внушить не мне, а ему, меняхрен обманешь, я цену собственной крутости знаю, а вот замок, возможно, дурак…

Щелкнуло, язычок уполз на один щелчок. Я возликовал, всегдаприятно найти кого-то дурнее себя, говорят же, что нет ничего хуже, чемобманывать женщину, но нет ничего приятнее, когда это получается. Так и сейчас,обманул же, если честно, но вслух это звучит, что я победил, одолел, сумел,добился…

Дверь отворилась, распахнулся яркий свет, почти солнечный,все сверкает и блестит хромированным деталями, огромные экраны, на вычурныхстолах, вот уж дурацкий вкус у этих инопланетян, крупные компьютеры, но толькоза тремя трудятся ничем не приметные люди, будто это не мы с окраины Галактики,а они…

– Хенде хох, – сказал я громко. – Гитлер капут, аНаполеон и вовсе на Святой Елене… это такой остров. Не двигайтесь, останетесьжить.

Они смотрели ошалелыми глазами. Один начал подниматься, япоказал ему пистолет, он рухнул обратно.

– Во что играете? – поинтересовался я. – О, и здесь«Князь Кий»… Кто расскажет, как пройти третий левел, убью последним. Кстати,где ваш суперкомпьютер?

Инженер дрожащим пальцем указал на дверь, на которойзловещими красными буквами надпись: «Только для персонала!»

– Это для нас, – объяснил я торкессе. – Персонал – этоот «персона», «персонаж», сокращенно – перс.

Она кивнула, все трое по ее знаку легли лицом вниз. Я думал,собирается связывать, однако хладнокровно прошлась по их спинам, каждого биларукоятью пистолета по затылку. Я слышал сухой треск, подумал уважительно, чтоторкесса вообще-то не совсем размазня, надо перед нею пыжиться еще больше,иначе окажусь в роли Санчи Пансы или Ватсона…

– Это их уберет из этого мира, – объяснила она, – неменьше чем на час. Не переживай. Они очнутся даже без головной боли.

– А-а-а, – сказал я, сразу воспрянув духом, я вообще-токруче и немилосерднее, – ну, если без головной боли, тогда да…

Дверь под грозной надписью оказалась даже не заперта. Япереступил порог, застыл. Суперкомпьютер, как и положено королю или дажеимператору, возвышается на особом помосте из блестящего черного дерева,размером с мартеновскую печь, а выглядит как домашний кинотеатр «все в одном».По всей панели в десятки рядов штырьки, разъемы, выходы, многочисленные экраныпереливаются разноцветными огоньками. Только одно кресло перед клавиатурой,весьма продавленное, спинка вытерта.

– Я люблю тебя, жизнь, – сказал я ошарашено, – что самопо себе уже нонсенс!.. Его кто делал, Тьюринг?

Торкесса сказала почтительно:

– Я не знаю, кто этот мудрец, но этот компьютер… гм..ну, словом…

Она замялась, я сказал наставительно:

– Неумение врать – еще не повод говорить правду. Ладно,это неважно. Давай-ка сейчас…

Дверь распахнулась, я инстинктивно отскочил, бросилсяплашмя, над моей головой просвистели пули. Трое, которых торкесса оглушила, каквидимо недостаточно, с порога, прижимая к животам автоматы, поливали длиннымиочередями зал. Один прыгнул, ухватил торкессу и, быстро развернув ее, пыталсяпоймать меня в прицел, но торкесса дергалась, лягалась, визжала.

Я наконец выхватил пистолет, дважды выстрелил. Двое тут жевыронили автоматы, их отбросило, словно каждому в грудь ударило из катапульты.Третий, что закрывался торкессой, выпустил очередь, я ушел в кувырке.

– Эй, – прокричал я, – ты чего мебель портишь?.. Это жевсе ваше!..

Он следил за каждым моим движением, личина скромногоинженера слетела, на меня смотрит опытный спецназовец, десантник, которому всяэта мебель и непонятные компьютеры до керосинки, пусть ломается, взрывается,горит синим пламенем.

– Что предлагаешь?

– Тебе нужен я, – выкрикнул я. – Так вот он я!.. Оставьженщину.

Он захохотал:

– Ты меня за дурака держишь?

– А как же, – ответил я честно. – Неужели не хочешьсойтись со мной грудь в грудь, ощутить на своем десантном ноже вкус моейчеловечьей крови?

Торкесса перестала дергаться, лицо стало синим, как уколхозной курицы. Инженер-десантник проговорил в задумчивости:

– Вообще-то, почему и нет…

– Так давай же, – сказал я. – Смотри, я бросаюпистолет…

Я в самом деле отбросил в сторону, патроны кончились, абеспатронный он угроза больше мне, чем от меня другим. Десантник поколебался,затем сильным рывком отшвырнул в одну сторону торкессу, в другую автомат.Широкая ладонь выдернула из-за пояса жутковатого вида десантный нож,искривленный на конце, с канавкой для стока крови, зловещими зазубринами.

Торкесса упала в угол и застыла, глядя расширенными от ужасаглазами. Я подмигнул ей, держись, мол, а десантник проревел в ее сторону:

– Смотри, как я убью сперва его, потом тебя!

Он сделал шаг в мою сторону, торкесса вскрикнула:

– Это нельзя!.. Это запрещено!

Десантник с каждым шагом становился все громаднее, лицовытягивалось, превращаясь в нечто среднее между мордой крокодила и рыломбультерьера. Он ухмыльнулся, голос проскрежетал, превращаясь в нечто вовсенечеловеческое:

– Никто… не… узнает…

Я отступал, пока пятка не уперлась в стену.

– Я милого узнаю по колготкам, – пробормотал я. – Аговорили, что зомби здесь тихие… Простите, а кем вы были до семнадцатогоавгуста?

Десантник стал выше вдвое, голова как холодильник, а рукиразмером с книжные полки. Десантный нож тоже удлинился, теперь не нож, атурецкий ятаган… Ну, меч или ятаган для меня вещь знакомая, часто приходилосьпомахивать заточенной полосой стали, вот только с таким мордоворотом еще несхлестывался…

Он остановился, несколько озадаченный:

– До семнадцатого?.. До семнадцатого года – помню, досемнадцатого века – тоже, а до семнадцатого августа… Что было в августе?

– Я так и знал, – вздохнул я. – Ладно, проходи, ложись,здравствуй… И улыбайся, я люблю идиотов. Ведь кто к нам с мечом придет, тот ворало и получит.

Он жутко ухмыльнулся:

– Что-то не то говоришь, земляной червячок. Страшно? Неожидал?

– Не ожидал, – признался я. – Думал, ты такой дурак,что будешь соблюдать все эти дурацкие правила. Как будто жизнь не самоедорогое!.. Да за-ради жизни пойдешь на любую подлянку, на любые нарушенияклятв, верно? Вообще-то, вкус и цвет – хороший повод для драки! Но с другойстороны: будешь тише – дольше будешь.