Он привык работать в дружном коллективе, и в массе своей этобыли люди, которых он сам привлек к работе в компании, с которыми сотрудничалуже много лет. И теперь ему приходилось принимать нелегкое решение об ихувольнении. Он не знал, как ему поступить. Можно сократить всех уборщиц,курьеров, помощников и секретарей. Но без них работа не будет полноценной. Асокращать опытных инженеров-строителей, конструкторов и проектировщиков емуочень не хотелось. Как рачительный хозяйственник, он понимал, что после кризисаподобных сотрудников ему уже не найти. Но что станет после кризиса, не зналникто. А увольнять нужно было уже сейчас. Когда ему доложили о приезде Дронго,он недовольно отложил бумаги. Только этого непонятного эксперта ему сейчас и нехватало. Голландец пошел привычным путем, он опрашивал всех сотрудниковголовного офиса, беседовал со всеми, кто знал погибшего. А этот ведет себякак-то странно, даже не разговаривает с сотрудниками, словно ему и не интересноих мнение по поводу случившегося. Может, у этого типа и свои собственные методырасследования, но они явно не нравились Крастуеву.

– Доброе утро Николай Савельевич, – начал Дронго, входяв кабинет Крастуева. Они пожали друг другу руки.

– Что-нибудь случилось? – осведомился Дронго, увидевлицо хозяина кабинета.

– Прислали распоряжение о сокращении штатов на двадцатьпроцентов, – пробормотал Крастуев, – даже не представляю, как быть. Унас и так каждый трудится за двоих или троих. Сейчас нелегко найти работу, илюди ценили свои места, работая на совесть. А теперь я должен их увольнять.Придется просто убирать самых нужных специалистов.

– Понимаю, – кивнул Дронго, – это ужасно тяжело.Представляю вашу задачу. Но вы же знаете, какой сейчас в мире экономический ифинансовый кризис. Повсюду происходит сокращение, падает спрос, обесцениваютсяденьги...

– Человеку с вашей профессией кризис не страшен, –пробормотал Крастуев.

– Наверно, да. В этих условиях еще более увеличивается числомошенников, проходимцев, воров. Кто-то идет на преступление вынужденно, кто-тоосознанно, но многие попадают в очень тяжелое положение. Я могу поговорить свашим секретарем в вашем кабинете?

– С Ларисой Анатольевной? – уточнил Крастуев. –Конечно, можете. Я ее сейчас приглашу, а сам перейду на время в кабинет Ашрафи.Но только полчаса, не больше.

– Это я вам обещаю. Господин Муса Халил еще не появлялся?

– Нет. Но он обещал приехать.

– Очень хорошо. Пригласите вашего секретаря.

Он остался сидеть за приставным столом, когда Крастуев вышелиз кабинета. Через минуту вошла Лариса Анатольевна. Она была в строгом темномкостюме-двойке. Белая блузка выгодно подчеркивала ее наряд. У нее были собраныволосы, на ногах – танкетки, для удобства. Она являла собой образец почтиидеального секретаря, хотя и была специалистом с высшим образованием.

– Еще раз доброе утро, – сказал Дронго. Он ужездоровался с ней, когда вошел в приемную. – Садитесь, пожалуйста, я хочузадать вам несколько вопросов.

Она села напротив. Внимательно посмотрела на Дронго. У неебыли карие глаза. Ему понравился ее взгляд. Умный и независимый.

– Извините, что отвлекаю вас от работы, – пробормоталон, – но вы наверняка уже знаете, для чего я сюда хожу.

– Знаю, – кивнула Лариса Анатольевна, – у нас ужемногие знают. Я думала, что вы будете вызывать всех сотрудников на беседу. А выприезжали к нам и почти ни с кем не разговаривали.

– Зачем? – спросил Дронго. – Я убежден, чтоследователи уже поговорили с каждым из сотрудников компании и узнали все, чтоможно было узнать. И приехавший за ними голландский специалист тоже побеседовалс каждым. Если бы эти разговоры могли что-то решить, то у нас уже был быподозреваемый. Но кроме несчастного водителя, никого пока нет. Значит,разговоры не помогают. Так зачем мне тратить на них свое время?

– Логично, – улыбнулась она, – я об этом неподумала.

– Вы уже давно здесь работаете. Скажите, каким был ВилаятАшрафи? Вы же видели его много раз. Меня интересуют его человеческие ипрофессиональные качества.

– Достаточно мягким, коммуникабельным. Хотя характер имелвзрывной, но быстро отходил. Русского языка он почти не знал, и с ним иногдаработали переводчики. Но чаще всего с ним бывали его адвокат и телохранитель,которые довольно неплохо знают русский язык.

– У вас в офисе много женщин?

– Человек двадцать пять. Может, больше, я не считала.

– Как он к ним относился?

– Нормально. Я не совсем поняла вопрос. Если выинтересуетесь, не приставал ли он к ним, то никогда не позволял себе даженамека. Он получил западное образование, а там с этим достаточно строго.Никакого флирта на работе, вы же знаете. Там сразу подают в суд и выигрываютподобные процессы.

– Это в Америке, – усмехнулся Дронго, – в Европевсе не так строго, хотя в общем я с вами согласен. Значит, на работе он былбезупречен. А в быту?

– Этого я не должна знать. Мы встречались с ним только послужбе.

– Не должны, но наверняка знаете. Вы же входили, когда онговорил по телефону, с кем-то общался. Насколько мне известно, вы владеетеанглийским языком.

– Вам уже успели сказать, – поняла она, – да, яслышала его разговоры. Он обычно звонил старшему брату. Иногда беседовал снашими журналистками. С одной канадской журналисткой. Кажется, ее фамилия былаЭткинс, и с нашей беседовал часто. О ней даже писали в журналах.

– Как ее фамилия?

– Вы же наверняка сами знаете. Ее допрашивали в прокуратуре.Наталья Кравченко.

– Больше ни с кем?

– С разными знакомыми, которые у него были. Но я слышаларазговоры с этими двумя.

– Теперь у меня к вам будет необычный вопрос, который вамнаверняка не задавали ни следователь, ни голландский сыщик. Только поймите меняверно, я спрашиваю не из-за собственного интереса, а потому, что мне это нужно.

– Я вас слушаю.

– Насколько мне удалось узнать, адвокат Муса Халил иногдапросил разрешения внести свои деньги в совместные проекты, купить часть акций,чтобы получить свою долю в прибылях компании, то есть фактически нарушалнегласную служебную этику. Это правда?

Она молчала, словно размышляя над своим ответом.

– Так делают многие, – осторожно ответила ЛарисаАнатольевна. – Дело в том, что такая практика – своеобразное поощрениелучших сотрудников компании и менеджеров, которые начинают работать в том числеи на собственный карман.

– Но не адвокатов, которые получают оговоренные гонорары ине могут требовать своего участия в прибылях компании.

– Он мог вложить свои деньги. Насколько я знаю сам господинАшрафи-младший не возражал против этого.