почти каждый вечер творилось. Он угомонится через пару минут. Извини, что тебе пришлось это видеть.

Я вытер лицо полотенцем и начал паковать вещи. Поймал последний билет на рейс до Нью-Йорка в полдень. Попрощался с Виком. Оставил Ванде записку, что наш ужин откладывается на неопределенный срок. Сел в такси у ворот.

С Санни я не прощался. Он все еще был в отключке.

Я доехал до аэропорта. Получил билет. Прочел общенациональный выпуск «Нью-Йорк тайме». Сел в самолет. Чувствуя себя виноватым, запихнул переноску с Лулу под сиденье. Застегнул ремень.

Хватит с меня Санни Дэя и его дурдома, решил я. Еду домой. Я действительно еду домой. Стюардессы уже закрывали дверь.

А потом Единственный прорвался на борт.

На нем был махровый тренировочный костюм и темные очки. Меня он нашел сразу.

— Куда это ты, блин, намылился? — поинтересовался он. На нас начали оборачиваться.

— Домой, — спокойно сказал я.

— Ты не можешь уехать! Мы с тобой не закончили.

— Я закончил.

— Никто не уходит от Санни Дэя!

— А я ухожу.

— От тебя одни проблемы, сукин ты сын! Я жалею, что вообще тебя нанял!

— А я жалею, что с вами познакомился.

— Ты долбаный трус!

— А вы просто козел, — ответил я.

— Ты меня бесишь!

— Да пошел ты.

— Сам пошел!

Мы довольно долго вели этот очень взрослый разумный разговор на полной громкости, а пассажиры смотрели и слушали. Большинство при этом узнали Санни.

К нам нервно подошел стюард и откашлялся.

— Что случилось, господа?

— Творческие разногласия! — сказал я ему.

— Это ты так понимаешь творческие разногласия?! — заорал Санни. — Взять да сесть в чертов самолет?

— Господа, пожалуй, вам лучше выйти из самолета и продолжить…

— Ну ладно, отменяю увольнение! — завопил Санни, не обращая на него внимания. — Так годится?

— Вы не можете отменить увольнение, Санни. Вы меня не увольняли, я сам ушел. Я уезжаю. Ясно вам?

— Э-э-э, господа…

— Никуда ты не поедешь! Никто не уедет, пока ты здесь! Этот чертов самолет никуда не полетит, пока ты не выйдешь!

— Ну ладно. Хорошо. Хотите вести себя как идиот, хотите, чтобы вас арестовали за угон самолета, — пожалуйста. На здоровье. Вы мне не доверяете. Вы меня третируете. Плюете мне в лицо — в буквальном смысле. По-моему, люди правду говорят — вы самая настоящая свинья.

Лицо у него скривилось, на глазах появились слезы.

— Ну пожалуйста, Хоги, тихо попросил он. — Возвращайся. Ты мне нужен.

— Нет.

— Прошлой ночью я испугался. Не хватило мужества. Хотелось бы мне иметь его побольше, но что есть, то есть. Я напуган. Я болен. Я потерял контроль над собой. Все, что я наговорил, — я так не думаю на самом деле. Я люблю тебя как сына. Я никогда бы специально не причинил тебе боли. Это все выпивка. Больше это не повторится, обещаю. Честное слово. Мы же люди, оба не без греха. Люди прощают друг друга. Ну же, возвращайся.

Вернувшись из аэропорта, мы посадили эвкалипт под окном его кабинета.

ГЛАВА 7

(Запись № 1 беседы с Хармоном Райтом. Записано в его кабинете на 12-м этаже «Агентства Хармона Райта» 25 февраля. Кабинет обставлен антикварной мебелью во французском провинциальном стиле, похоже, настоящей. Райт высокий, худощавый, загорелый. Волосы седые. Носит очки в золотой оправе и серый фланелевый костюм от «Брукс Бразерс»)

Хог: Спасибо, что уделили мне время.

Райт: Арти я всегда готов помочь. Кстати, он звонил. Просил ничего не утаивать.

Хог: Отлично. Он уже рассказал мне про район, где вы жили раньше, про Стейгов…

Райт: Про что? А, наш старый клуб, точно.

Хог: И про ваши прежние связи…

Райт: Связи? Он что, вспомнил ту старую историю с Бенни Сигелом?

Хог: Да.

Райт: Рассказы Арти надо воспринимать критически. Я никогда не сидел в тюрьме и, строго говоря, не работал на Бенни Сигела. Я его знал — но его многие знали.

Хог: А что насчет денег?

Райт: Денег?

Хог: Он мне рассказал про деньги, которые вы присвоили, чтобы открыть это агентство. К этой истории тоже относиться критически?

Райт: (Пауза.) А когда эта книга вообще выходит?

Хог: Скорее всего, следующей осенью. Я так понимаю, ответ — да. Вы были здесь в Лос-Анджелесе, когда они снимали «Вольно!»?

Райт: Я тогда только закончил юридический факультет и хотел заняться агентской деятельностью. Мы с Арти столкнулись на съемочной площадке. Я, конечно, сильно удивился. Толстый братишка Мела Рабиновича — надо же, куда его занесло! Но я посмотрел съемки, и они произвели на меня сильное впечатление. Что-то в них такое было, в этих ребятах. Они были как Эббот и Костелло[46], только стильнее. У Гейба был стиль. А Арти… Арти был гением комедии. Вы знаете, что они ни разу не провалились? Все их совместные фильмы принесли доход.

Хог: А что произошло, когда они демобилизовались?

Райт: Я взял Джека Уорнера за глотку и не отпускал, пока своего не добился. Он хотел заключить с ними контракт на три картины, каждая по двадцать пять тысяч долларов. Я сказал, что мы хотим одну картину за пятьдесят тысяч, а потом новый контракт. Он несколько раз обозвал меня гнусным еврейским пронырой, потом повесил трубку. Я стал ждать, пока он приползет обратно договариваться. Я ждал день. Два. Три. Я, конечно, рисковал их будущим, но решил, что, если ничего не выйдет, устрою им выступления в ночных клубах. И я уже собирался так и поступить, но вдруг Уорнер-таки приполз договариваться. Гейб и Лоррейн сняли домик в Студио-Сити[47]. Милая была девушка. Но для жизни в шоу-бизнесе совершенно не подходила. У Арти была квартира в Энсино. И они сделали «Первый парень университета», свой фильм про студентов. Там-то они с Конни и познакомились. Хороший был фильм. Там первый раз использовалась их песня-лейтмотив. Как только они закончили съемки, я свел их с лучшими авторами, и они разработали новый материал. Уже про гражданскую жизнь. Они выступили на мероприятиях по продвижению фильма, а потом покатили по ночным клубам — и каждый раз числились главным номером программы. Только самые лучшие клубы: «Чейз» в Сент-Луисе, «Ше Пари» в Чикаго, «Латин Казино» в Филадельфии. Везде аншлаг. Получали три с половиной тысячи в неделю. К тому времени, как они доехали до Нью-Йорка, уже официально объявили, что «Первый парень» обходит «Вольно!» по выручке. Людям нравились эти ребята. Я договорился, что они будут две недели выступать в «Копа», по пять тысяч за вечер. В итоге они выступали там восемь