освобождены по амнистии по указу Президиума Верховного Совета СССР М.И.Калининым. Это был особый контингент бойцов, которые отрывали подошвы от своих ботинок и привязывали их проволокой, в таком виде становились в строй, после чего они были направлены в казарму, чего именно и надо было. Здесь что-то напоминает вышеописанное много про босяков стройбатальона. Но тем было далеко до этих, это были отпетые люди, которым было всё нипочем. Однажды повели в баню один из взводов. Это было поздно вечером, в землянке свет не горел, вокруг было темно, хоть глаз выколи. Пока они мылись в бане, за это время их вещевые мешки все были проверены – нет ли там чего-нибудь стоящего. Вот с такой шпаной под одной крышей оказались мы. Вятские мужики со своими мешками пока жили лучше всех, их никто не трогал, потому что я постоянно находился дома. Однажды днем я прогуливался по свежему воздуху и не имел представления о времени, потому что низко над самой землей висели серого цвета тучи, которые всё чаще навещали эти края с наступлением весны. Возвратился в расположение части и что же я вижу: вокруг наших нар, где спали вятские мужики, собрался весь блатной мир, который днями лежали на нарах и играли в карты. Они наметили другое мероприятие – эти мешки с сухарями им не давали покоя. В другом конце землянки они этим вопросом давно решили заняться, тут я для них была помехой. Только они расположились вокруг этих мешков, я крикнул на них: «Это ещё чего?» Один из них, который готовился делить сухари, сказал: «Пошли, это легавый». Я в это время блатной жаргон не понимал, но то, что им это было не по вкусу, сразу понял. Они тут же разошлись в разные стороны и мешки вятских мужиков остались невредимы. Так было несколько дней подряд. Но мои соседи ничего не знали сколько усилий мне приходилось прикладывать, чтобы сохранять их. В середине мая погода установилась теплая, с каждым днём всё жарче стало на улице, поэтому сидеть в сырой землянке вовсе не хотелось. Я стал каждый день больше времени проводить на воздухе, прогуливаться по лесу и дышать целебными запахами хвои смолы, это придавало бодрость и постепенно восстанавливаю утерянную энергию. Теперь у меня уже был определенный маршрут, рассчитан по времени, который в обязательном порядке старался выполнить. Однажды, возвращаясь со своих прогулок в казарму, направился на своё отведенное место. Я своим глазам не поверил – вся шпана стояла полукругом возле наших нар, и каждый держал в руках свой вещевой мешок. Один из них яростно орудовал солдатским котелком – насыпал каждому строго определенное количество сухарей. Дележка шла по всем правилам, все по очереди получали свою долю, по всем законам справедливости. Как я глянул на это мероприятие, то у меня голова закружилась, уже делили с последнего мешка. Что теперь будет? – подумал я, когда наши дяди придут с тактических занятий. Я сразу понял, что теперь поздно думать о них. «Ну, что смотришь, возьми себе сколько-нибудь, пока не поздно», – сказал тот, который орудовал котелком, – «Благодарю, не нуждаюсь», – ответил я, – «Тебе виднее, потом не обижайся». Так шпана закончила это мероприятие, которое им не давало покоя долгое время. Теперь они разошлись во все стороны, залезли на верхние нары и грызли сухари, поминая добрым словом тех, кто этот продукт выращивал. Я все продумал до мелочей, пока дедов не было. Скоро начнется формирование маршевой роты, так что мне с ними ехать на фронт. Они за это не простят, если я их заложу, в душе я сильно переживал т.к. кому-кому, а мне в первую очередь придется держать ответ перед дедами, потому-что находился в казарме. Им вполне можно было сдать свои мешки в каптёрку к старшине, так они лучше сохранились бы. Вдруг подумал – зачем мне за чужие грехи голову ломать, что я, сторожем что ли нанялся для них, пусть благодарят, что до сих пор их сохранил. С такими переживаниями меня застали ребята, возвращающиеся с занятий. Как только мои соседи увидели, что сухарей нет, тут же поднялся такой шум, хоть уши затыкай: «Где наши сухари?», – был первый вопрос ко мне, – «Не знаю, меня освободили от занятий по болезни, чтобы я больше находился на свежем воздухе, теперь я целыми днями хожу по лесу, а в казарму захожу только вечером». Вызвали старшину роты. Тот задал мне те же вопросы, я так же ответил. Шпана лежала на нарах и притворилась спящими, но они ловили своими локаторами каждое мое слово. Особенно они прислушивались к нашему разговору со старшиной, их интересовало – выдам я их или нет? Старшина заставил меня вывернуть на изнанку каждый карман, хоть одну крошку от сухарей обнаружили бы, гауптвахты не миновать мне. Ничего не найдя у меня, старшина ушел, а вятские мужики еще целый вечер гудели, может быть сами себя успокаивали.

Теперь шпана, находясь дома целыми днями, смотрели на меня другими глазами, даже предложили с ними в картишки поиграть. Один из них назвал меня кент, это на блатном жаргоне друг. Я подумал: Бог с вами, лучше кент, чем легавый. Так проходили дни за днями, все было однообразно, ничего нового в нашей жизни не предвиделось. В конце мая стали формировать маршевые роты, весь комплекс подготовки был отработан несколько раз на теоретических и тактических занятиях. Шпана, которая лежала на нарах целыми месяцами, первая вылезла и встала в строй за получением нового обмундирования, которое выдавалось тем, кто отправлялся на фронт. Меня в маршевую роту не включили, пока об этом ничего не объясняли. На второй день после отправления маршевых рот, нас собрали человек 15 у командира роты, где объявили, что мы поедем в город Горький. Так мы покинули эти летние лагеря под городом Киров.

Получив мое письмо, отец отложил свои дела и поехал ко мне. Наши летние лагеря были в 200км от Яранска. Собрав продуктов в вещевой мешок: хлеб, сухари, масло и бутылку водку взял с собой на всякий случай. Возможно он этим хотел доказать, что я теперь совершеннолетний. Я до армии никогда при отце не пил ни одного грамма, я бы со стыда пропал, если б кто-нибудь предложил мне выпить при отце. При том я его самого не разу не видел пьяным. Нас воспитывали в духе преклонения перед родителями, плохие поступки считались великим позором, стыд тому, кто их совершал. Таких людей в деревне обходили стороной. Такие вещи теперь