братец же по натуре был пронырлив и изворотлив. Это помогало ему завоевывать обожание своей матери. Габриэла, Гилберт это знал, не питала иллюзий насчет своего сына. Но её любовь к нему заставляла прощать любые промахи и нейтрализовала критику в его адрес.

Некоторое время они молча рассматривали убранство курительной комнаты. Наконец, Гарри, взглянув на Гилберта, спросил:

– Я так понимаю, тебя можно поздравить?

Тот стиснул зубы, понимая, что это было более чем ожидаемо. Но состроил слегка удивлённую мину, словно вопрошая, о чём идёт речь.

– С твоим избавлением, – охотно пояснил Гарри в ответ на его немой вопрос.

– Не с чем поздравлять, – процедил Гилберт сквозь зубы, – надеюсь, ты помнишь, что твоя сестра мертва.

Ход был удачным: по холёному лицу Гарри мгновенно прошла тень. Он не поднимал глаз, но было видно, что пристыжён и не сразу нашёл слова для оправдания.

– Похоже, прошедший год, как и эта весна, никому из нас не давали особых поводов для радости.

Роланд зыркнул на говорившего. Он не общался с Гарри, не был в курсе того, что происходит в его жизни. Да, по правде сказать, не особенно интересовался этой темой. Он заметил, что Гилберт шарит глазами по потолку, словно что-то припоминая. В памяти всплывали туманные сетования Габриэлы на финансовые неудачи, по какой-то непонятной причине сыпавшиеся на Гарри в прошедшем году, как из рога изобилия.

– Тебе удалось спасти свой «Велюр»? – спросил он, вспомнив, что транжира Гарри из-за нескольких неудачных (и даже, на его опытный взгляд, весьма глупых) решений едва не потерял свой отель прошлым летом.

– Да! – с гордостью парировал тот, – все мы учимся на своих ошибках.

– И многому же ты научился? – фыркнул Гилберт. Роланд с интересом наблюдал за их пикировкой, соблюдая известный нейтралитет, но готовый при необходимости встать на защиту друга.

– Весьма! – ещё одно громкое заявление заставило Гилберта смять лежавшую у него на коленях диванную подушку.

– Ну хоть с подозрительными девицами больше не связываешься? – продолжал колоть его Гилберт. Гарри усмехнулся и бросил на него дерзкий взгляд.

– Больше нет. По крайней мере, не влюбляюсь, как идиот. Твой отрицательный опыт с моей сестрой стал для меня показательным примером.

Гилберт скрипнул зубами, собираясь сказать какую-то колкость, но от назревающей ссоры их спасло появление утомлённой Марьян. На ней было чёрное платье простого кроя, открывавшее подтянутые икры, и элегантная накидка. Даже украшения, поблёскивавшие на её шее и в мочках ушей, были тёмно-красного траурного цвета. Короткие тонкие каштановые волосы Марьян крупными небрежными волнами обрамляли её приятное белокожее лицо с широкими скулами. Окинув взглядом налившиеся кровью глаза Гилберта, сверлившие небрежно развалившегося рядом с ним Гарри, она поняла, что пришла очень вовремя. Отвечая на приглашающий кивок Роланда, Марьян поджала губы, видимо пытаясь выдавить из себя дружескую улыбку. Это ей не удалось. Тогда она, видимо в душе махнув рукой, подошла к диванчику напротив его столика и с усталым вздохом опустилась на него, одновременно ставя на стол свой бокал с красным вином. Маленький красный клатч упал на ярко расшитую ткань канапе. Внимание сидящих мгновенно переключилось на появившуюся женщину. Глядя на её улыбчивое лицо с незатейливыми чертами, на котором сейчас отпечатались следы усталости от неприятных хлопот, Гилберт вспоминал тонкие аристократические линии Софи. Её выражение, в отличие от сестры, всегда казалось не столько приветливым, сколько вызывающе-надменным. Он вздрогнул и постарался отогнать некстати всплывшее в памяти мёртвое лицо бывшей жены с налипшими на него волосами и молодыми листиками жимолости воспоминаниями о Габриэле. Он как-то видел фотографию той, сделанную в двадцатилетнем возрасте. Такие же выразительные зелёные глаза, как у Софи, но не было у Габриэлы этой ледяной хладности черт, а вместо отталкивающего высокомерия в ней читались притягательная горделивость и сильный характер. Подумалось, что из всех троих детей именно Марьян была меньше всего похожа на свою мать. Но только Гарри, лицом и характером точная копия своего отца, унаследовал густые кудрявые волосы Габриэлы. Гилберт, не особенно желая нарушать висевшее между ними молчание, глотнул виски и только спустя несколько минут наблюдения за застывшим взглядом Марьян, негромко спросил:

– Ну как ты? – словно выдёргивая её из глубоких размышлений о чём-то своём.

Она зажмурилась и тут же широко распахнула глаза. Покачала головой, словно возвращаясь из сонного полузабытья.

– Всё разошлись, – её чуть осипший голос тоже выдавал утомление и печаль, – я попросила принести нам сюда кофе и закуски. Сейчас умру от голода.

Роланд, сидевший рядом, мягко пожал её руку, словно говоря взглядом: «какая же ты умница!». Она всё-таки выдавила из себя вялую улыбку.

– Все организованно безупречно, Марьян, – добавил Гилберт свою утешительную толику к их обмену взглядами.

– Как надоел этот бесконечный траур, – Марьян рывком стянула с себя тонкий кардиган и небрежно кинула его на соседний диванчик.

Все были с ней согласны, но предпочли промолчать. Марьян достала из сумочки салфетку и зеркальце. Промокнула скулы и нижние веки, поправила волосы на лбу и убрала все обратно, звонко защёлкнув клатч.

Вошёл обслуживавший мероприятие официант с подносом, на котором виднелась бутылка скотча. Он расставил на столе чашки с кофе, лёд, виски, воду, чистое стекло и снова вышел. Ещё через пару минут на их столе красовалось блюдо с красивой горкой канапе. Оказалось, что скорбь отнимает много сил: все накинулись на закуски, с благодарностью поглядывая на организовавшую это Марьян. Только Гарри почти не притронулся к еде. Зато щедро наполнил скотчем один из принесённых чистых стаканов и горкой насыпал в него льда.

Проглотив несколько сытных корзиночек с паштетом и ореховым сыром, Гилберт почувствовал, что его настроение поднимается, и он готов к дальнейшим пикировкам с Гарри. Вместо этого Роланд перехватил инициативу и спросил у Марьян, вытирая салфеткой губы:

– Я не успел спросить: как твоя Мадж?

Роланд тут же пожалел, что спросил об этом, увидев, как губы Марьян при этих словах задрожали, как и чашка кофе в её руках. Она прижала пальцы к уголкам глаз, пытаясь задержать слёзы и закрыла глаза, точно собираясь с силами для ответа. Гилберт в это время лихорадочно припоминал, что ему рассказывала Габриэла о Мадженте, девятнадцатилетней дочери Марьян. Та почти год назад связалась с какой-то подозрительной сектой или обществом и стала быстро отдаляться от семьи. Никакие попытки родителей отговорить её от участия в их сборищах не возымели успеха.

– Она по-прежнему в этой секте? – сочувственно спросил он, подаваясь вперёд, чтобы затушить недокуренную сигарету. Во рту осталось неожиданно неприятное послевкусие, и он поспешил запить его виски, который Гарри любезно ему налил.

– Да это