сомнением протянул Гилберт, – тебе не кажется, что это как-то слишком притянуто за уши?

– Это ещё не все, Гейс. Она спросила меня, не умер ли недавно кто-то в моей семье. Я тогда еще не знал ничего об отце и сказал, что никто не умирал кроме мамы. Но ведь это случилось уже давно. Я уже потом осознал: она как будто увидела, что здесь происходило, потому что очень сочувственно на меня смотрела. А когда провожала меня в аэропорту…

– Провожала тебя? На самолёт? – Гилберт поджал губы, словно не давая себе сказать лишнего, но на лице его проступала лукавая улыбка.

– Да, – словно бы не замечая его намека, ответил Роланд, – она мне крикнула вслед, чтобы я послушался своего отца. Я тогда удивился, чего это она такие советы мне дает, понимаешь…. А когда уже сидел в самолёте, позвонила Габриэла….

Они оба умолкли, думая о Готфриде.

– Речь не столько о том, что это всё так удивительно совпало, – тихо продолжал рассуждать Роланд, – а о том, что пока она мне это всё не объяснила, я понятия не имел, как сильно отец по этому поводу переживает. Я как будто посмотрел на ситуацию его глазами. Он ведь хотел как лучше. Он не заставлял меня бросать свою деятельность, всегда давал мне самому выбирать. Но этот «Велюр» стал бы для него гарантией, что я обеспечен. А я, как тупой осёл сопротивлялся и отталкивал его…

Роланд тоже замолк и отпил немного виски.

– Поэтому я и утверждаю, – будто сквозь силу вымолвил он, – что меня все эти два дня пребывания на берегу той реки будто подводили к этой мысли.

– Я бы даже сказал, что тебя ткнули носом, как нашкодившую собачонку, – заметил Гилберт.

Его друг кивнул, соглашаясь.

– Даже не буду обижаться, я действительно чувствую вину перед отцом. Если бы я успел встретиться с ним и объяснить, что я всё понял, возможно, он ушёл бы со спокойным сердцем.

– О, не волнуйся, – успокоил его Гилберт, – я уверен, Готфрид взял с Габриэлы тысячу обещаний постараться убедить тебя, по крайней мере, не продавать «Велюр».

– Да, но это не одно и то же, – убеждённо возразил Роланд, не замечая, что в его глазах появились слёзы раскаяния, – Проблема еще в том, что практически весь предыдущий год мы с отцом так или иначе выясняли отношения. Я не давал себе труда проявить хотя бы немного такта и терпения, а просто прятался от разговоров с ним в своих проектах и при каждом удобном случае смывался в свои трипы. У нас с Ариной сразу после пожара был еще один откровенный разговор….

Гилберт насупился. Не слишком ли много откровенных разговоров Роланд провел в чужой стране с совершенно незнакомыми людьми? Не похоже это на него. Ему было известно, что иногда излить душу постороннему человеку гораздо проще, чем обсудить проблему с тем из близких, к кому она непосредственно относится. Но всё же ….

– Мы заговорили тогда о родных, – опуская подробности о том, где именно это всё происходило, сказал тот, – и она призналась мне, что её мучают предчувствия какого-то несчастья или… ну, в общем… странные предчувствия. Несмотря на то, что в жизни у неё всё в порядке. Если бы я не видел её лицо, когда она говорила, я никогда не воспринял бы этот разговор всерьёз. Но, вспоминая впоследствии наши с ней разговоры, я понимал, что и сам не ценил того хорошего, что дал мне отец. Вот к чему всё это было. А теперь уже поздно….

– Возможно, что и она тоже что-то не ценит, – предположил Гилберт, – поэтому и случаются у неё эти…, – он поводил руками по воздуху, – предчувствия.

Роланд пожал плечами.

– Возможно и так.

– Как бы то ни было, – медленно проговорил Гилберт, собираясь с мыслями, – одному совпадению я точно готов поверить. Ты говоришь, что она видела вещий сон?

Роланд недоверчиво посмотрел на друга.

– Уж никак не думал, что ты веришь вещим снам.

– Мне пришлось, – ответил тот, – дело в том, что в тот день, когда убили Софи, я тоже видел что-то подобное.

– Тебе приснился пожар?

– Ну что ты несёшь, – вспылил Гилберт, – Нет, конечно.

– Ты хочешь сказать, ты предвидел, что Софи погибнет?

– Перед тем, как позвонить ей, чтобы назначить встречу, я заснул в номере. И прямо перед пробуждением увидел перед собой в кровати её мертвое лицо, – при этих словах Гилберта передёрнуло, будто по телу снова прошёл разряд того ужаса, который он испытал в тот момент, – и оно было точно таким, каким я её увидел потом в парке. Понимаешь?

Удивлённый взгляд Роланда выдавал его реакцию на эти слова. Но договорить им не дали. Дверь сигарной комнаты приоткрылась, на мгновение впуская в неё приглушённый гомон из холла, и тут же её прикрыли.

– Вот вы где прячетесь, – на лице вошедшего Гарри не было ни улыбки, ни удивления. По всей видимости, он заметил, как за зелёной портьерой по очереди скрылись Гилберт и Роланд. Поэтому, как только представилась возможность скрыться от утомляюще сочувственных слов и раздражающе скорбных взглядов, он дал знак Марьян, что собирается ретироваться и оставил её одну развлекать оставшихся гостей и провожать тех, у кого хватило такта дать родственникам покойной, наконец, передохнуть. Едва войдя в комнату, Гарри заметил стаканы с виски на столике, и тут же пожалел, что оставил свой допитый скотч на столике в гостиной. Однако, возвращаться туда он не собирался. Поэтому сел рядом с Гилбертом, потирая руками лицо и разминая затёкший затылок.

– Гарри, ты просто свинтус, – равнодушно заметил Гилберт, – бросил бедняжку Марьян одну развлекать гостей.

– Они уже уходят, – бросил тот в ответ, – а вы сами хороши. Спрятались тут и сидите, как сурки в норе.

– Смею напомнить, это я встречал и развлекал всех разговорами, в ожидании, пока ваша персона соизволит явиться, – сказал Роланд. Он был крайне недоволен тем, что их разговор с другом был так внезапно прерван, и тот не успел закончить рассказ о своём сне.

Гарри только пожал плечами, словно говоря: «Так для этого тебя и купили», и, расстегнув дорогой пиджак, устроился поудобнее, с удовольствием заваливаясь на мягком канапе. И пиджак, и брюки сидели на нём безупречно. Гарри всегда выглядел этаким дэнди на стиле, с идеально уложенными вьющимися чёрными волосами. Его зелёные глаза разрезом и надменным выражением очень походили на глаза Софи. Характер его, однако, был мягче, хотя и с хитрецой. Софи, не стесняясь и не переживая о своей репутации, открыто делала то, что считала нужным, её