– И что это сделало тебя еще более несчастной, чем когда-либо, – продолжил Мишель. – Я надеялся, что Тэннос вернет тебя к жизни.

– Я не была мертвой, – перебила Грейс, и Мишель грустно ей улыбнулся:

– Почти. Я – твой начальник, Грейс, но я также знаю тебя с детства и переживаю за тебя. Мне никогда не нравилось видеть тебя такой несчастной, а сейчас мне это еще больше не нравится. Я думал, Тэннос может помочь тебе…

– Поэтому вы настаивали, чтобы я отправилась на тот остров?

– Я отправил тебя туда, потому что ты – мой лучший оценщик искусства периода Ренессанса. Но, должен признать, мне не нравится результат. – Он пристально посмотрел на нее. – Даже Мона Лиза перестанет улыбаться при виде тебя.

– Извините. Я постараюсь…

– Не нужно извиняться, – нетерпеливо прервал ее Мишель. – Я позвал тебя сюда не за тем, чтобы добиваться извинений.

– Тогда зачем?

Мишель долго молчал.

– Что он сделал с тобой? – наконец спросил он.

– Ничего, Мишель. Он ничего со мной не сделал. «Кроме того, что влюбил меня в себя», – мысленно добавила она.

– Тогда почему ты выглядишь?..

– Как разогретый рисовый пудинг? – Она грустно улыбнулась ему. – Потому что он узнал правду обо мне.

Хэлис вчитывался в финансовый отчет уже в третий раз и никак не мог понять, о чем там написано. Разозлившись на самого себя, он отодвинул бумаги и посмотрел в окно офиса отца в деловом районе Рима.

Как Грейс обманула, одурачила его, выставив себя невинной жертвой, как Леда. Она должна была сказать ему.

Вдруг раздался звонок, прерывая его бесполезные обвинения.

– Телефонный звонок для вас, мистер Тэннос. На первой линии.

– Кто звонит?

– Он не представился, сэр. Но сказал, что это срочно.

Хэлис почувствовал легкое раздражение.

– Отлично, – бросил он и поднял трубку: – Да?

– Здравствуй, Хэлис.

Онемевшими пальцами Хэлис сжал трубку, его сознание затуманилось от шока – он узнал этот голос. Голос, который не слышал в течение пятнадцати лет. Его брат.

Его брат, который считался погибшим. Мысли Хэлиса стали набирать обороты. Его отец тоже жив? Что за черт? Сглотнув, он наконец смог ответить.

– Аммар, – произнес он бесцветным голосом. – Ты жив.

Его брат сухо засмеялся:

– Кажется, ты не рад, что я воскрес.

– Для меня ты умер пятнадцать лет назад.

– Мне нужно поговорить с тобой.

– Нам не о чем говорить.

– Пожалуйста, Хэлис, – произнес он, но слова по-прежнему звучали как приказ.

– Нет.

– Я изменился…

– Люди не меняются, Аммар. Не настолько, – задумчиво произнес Хэлис.

– Ты правда так считаешь? – тихо спросил Аммар, и впервые Хэлис услышал в его голосе больше грусти, чем злости.

– Да, – холодно произнес он. – Я так считаю. – И затем дрожащей рукой повесил трубку.

Кабинет заполнился гнетущей тишиной.

– Пожалуйста, заблокируйте этот номер, – наконец сказал он секретарю, и та пробормотала извинения, прежде чем Хэлис отключился.

Он встал из-за стола и беспокойно зашагал по офису, чувствуя себя в западне.

Неужели Аммар изменился? Это невозможно.

Хэлис невидящим взглядом уставился в окно. Он вспомнил Грейс. В последней раз он видел ее с опущенной в смиренном раскаянии головой. Ему нужно увидеть ее снова. Поговорить с ней.

Грейс поправила свое простое серое узкое платье и оглядела собравшихся творческих людей, которые приехали на прием в музей Фитцуильяма. Хэлиса снова провозгласили героем за то, что он подарил картины из коллекции своего отца, в этот раз картины Леонардо, на которых была изображена Леда.

– Ты, должно быть, в восторге, – сказал ей один из старых профессоров, когда она схватила бокал с шампанским. – Такие ценные картины выставлены рядом с домом!

– Да, для музея это просто замечательные новости, – покорно ответила Грейс.

Хэлис подарил картины музею… Почему он сделал это? Грейс билась с ответом на этот вопрос в течение нескольких бессонных ночей. Это выглядело почти как проявление нежности, заботы, которые влюбили ее в Хэлиса, – но сейчас он ее ненавидел. Так какое же сообщение он хотел донести до нее?

Она гуляла недалеко от главного входа в музей, болтала с гостями, не сводя глаз с двери. Хотя и понимая, что это бессмысленно, все равно искала, высматривала его, хотела знать, когда он появится.

Наконец Грейс отошла от стены, держа перед собой нетронутый бокал с шампанским, словно щит. Она увидела Хэлиса. Он искал ее. И нашел.

Хэлиса захлестнула волна сожаления, когда он увидел, что Грейс уходит. Она держала спину прямо. Она похудела? Ее лицо было таким бледным, а глаза – огромными.

У него было достаточно времени, чтобы поразмыслить и признать, что его прошлое повлияло на восприятие настоящего, восприятие Грейс. Он одурачил сам себя так же, как вышло и с его отцом. Хэлис хотел верить и видеть в ней только хорошее, отказываясь обращать внимание на ее предупреждения; рисовал собственную радужную картинку.

И когда она, наконец, набралась смелости рассказать ему правду, он бросил ее. Он хотел, чтобы она доверяла ему, – требовал этого, – и злоупотребил этим доверием при первой же возможности.

Она заметила, что Хэлис перемещался по залу таким образом, чтобы не встретиться с ней, он явно избегал ее – или она избегала его. Возможно, теперь она была ему просто безразлична.

По крайней мере, она больше не увидит его. Эти две картины да Винчи были последними из коллекции Тэнноса. Больше не будет приемов или торжеств, и, соответственно, не нужно будет встречать его снова.

Наконец гости вышли на улицу Трампингтон, и у Грейс появилась возможность ускользнуть.

Она схватила пальто и выскочила за дверь, во влажную ночь. Стояла середина лета, но было сыро и прохладно, поэтому Грейс плотнее запахнула пальто и пошла по улице, постукивая каблучками по скользкому тротуару.

Вот и все, уныло подумала она, направляясь к отелю в центре города, в котором забронировала комнату на одну ночь.

Возможно, она больше никогда не увидит его. Не поговорит с ним. Не дотронется до него…

– Грейс.

Ошеломленная, она медленно обернулась. Хэлис стоял рядом, его волосы были мокрыми от дождя. Он забыл свое пальто.

Грейс просто смотрела на него, мысли словно покинули ее. Зачем он догнал ее? Он не выглядел злым, но Грейс не могла придумать ни одной причины, по которой Хэлис хотел бы поговорить с ней. Казалось, все уже было сказано в ту ужасную ночь в ее квартире.