Теперь они смеялись уже вдвоем и долго не могли успокоиться: то Алымов, то Ася, уже засыпая, вспоминали и начинали хихикать в подушку. Утром Ася чуть не проспала – вскинулась, прихлопнула будильник, покосилась на спящего Сергея и понеслась в ванную, а когда добралась до кухни, там оказался полуголый Алымов, который, зевая, сторожил турку с кофе. Ася обняла его сзади и поцеловала между лопаток:

– Ёж! Ну, зачем ты встал!

– Я потом опять лягу, ничего. Я тебе кофе сделал.

– А ты знаешь, что у тебя вообще-то кофеварка есть?

– Я все равно ничего в ней не понимаю! Кнопки какие-то…

Алымов, глядя на Асю, пьющую кофе, ясно понимал – и принимал! – полную и абсолютную власть над собой этой женщины. И как это вышло? Как получилось, что он сдался на ее милость? А что с ним будет, если вдруг… она… его разлюбит?! Разочаруется в нем?! И если б он только помнил, что она лепетала вчера, когда он нес ее, полусонную, в постель! Если бы он только знал, каким хрупким оказалось Асино душевное спокойствие, насколько она не уверена в своей власти над ним! Слишком долго Ася страдала – и эта инерция страдания то и дело давала себя знать, особенно когда Алымова не было рядом. Они переживали одинаковые чувства, не догадываясь об этом, – словно две реки текли рядом, чтобы когда-нибудь влиться в одно общее море.

– Ой, мне такой сон смешной приснился, – сказала вдруг Ася, поднимая на него ясные глаза. – Словно я маленькая, как куколка. И ты меня везде с собой носишь – в кармане пиджака или на лацкане, как бутоньерку. Правда, забавно?

– Ну, я же не зря называл тебя Малявкой.

– Эй, ты что? Ёж? Ну, что ты? – Ася подошла и обняла внезапно опечалившегося Алымова.

– Просто я хочу, чтобы ты всегда была со мной.

– Я с тобой. Даже когда не рядом, я все равно с тобой. Ну вот! Господи, ты как ребенок!

– Это ты довела меня до такого состояния.

– Конечно, я во всем виновата, я знаю.

И она так поцеловала Алымова, что он сразу забыл печалиться, но Ася тут же умчалась от него с воплем:

– Я опаздываю, какой кошмар!

Но еще долго собиралась, а Сергей так и ходил за ней хвостиком по квартире.

– У тебя сегодня тоже спектакль? – спросила она, натягивая сапог.

– Ну да.

– Хочешь, я приду? К семи не успею, но ко второму действию могу. Домой вместе поедем.

– Хочу.

– Ага. Пока, я понеслась! Не грусти, ладно?

– Постараюсь. Подожди! Помнишь, ты когда-то говорила, что я – как запертый дом? Ну, я хотел, чтоб ты знала: ты вошла в этот дом. Понимаешь? Ты – внутри.

У Сергея довольно часто случалось такое странное состояние неопределенной тревоги и смутной тоски – возможно, это было что-то вроде предчувствия, потому что порой происходили какие-то события, задним числом прояснявшие и тоску и тревогу: неприятные происшествия, а то и настоящие драмы. Вот и сегодня его внезапная хандра оказалась предвестником встречи с бывшей женой: до театра он заехал на телевидение, чтобы переговорить с одним нужным человеком, и уже на выходе увидел Дару. Вернее, она заметила его первая – подошла сзади и дотронулась до плеча. Сергей, вздрогнув, обернулся – Дара улыбалась ему в лицо, шикарная и вызывающе-сексуальная:

– Здравствуй, Алымов.

– Привет.

– Прекрасно выглядишь. Слышала, тебя можно поздравить? Блистаешь в «Иванове»?

Алымов пожал плечами.

– Что-то ты не рад меня видеть.

Дара погладила его по щеке – Сергей шарахнулся, а она засмеялась:

– Да ты меня боишься, что ли?

– Слушай, что тебе надо? Я опаздываю.

– Да ничего мне от тебя не надо. У меня все есть. Вот!

Дара подсунула Алымову под нос белую руку, на пальце которой сверкал и переливался огромный бриллиант.

– Я замуж выхожу.

– Поздравляю. И кто же этот идиот?

Дара снова рассмеялась:

– Ох, Алымов, насмешил! Этот идиот, как ты выражаешься, стоит несколько миллионов! Не тебе чета!

– Совет да любовь.

И Сергей решительно повернул к выходу. Его просто трясло от злости, и, сев за руль, он некоторое время матерился, колотя кулаком по соседнему сиденью. Черт, черт, черт! Провались она пропадом вместе со своим миллионером!

С миллионером Дара познакомилась год назад на корпоративе, где спела несколько хитов. После выступления ее пригласили за стол, и Дара кокетничала направо и налево – корпоратив был богатый. Ее на такие обычно не звали. Подумаешь – звезда второсортных сериалов, певица ночных клубов! Но Дара знала, что очень хороша в ярко-алом платье в обтяжку: роскошная, сексуальная, прямо Мэрилин Монро! Так что мужики наперебой лезли к ней с комплиментами и тостами. Этот – не лез. Смотрел издали, чуть усмехаясь. Высокий, подтянутый, седой, элегантный. Средних лет. Оказалось, вице-президент фирмы. Наверняка миллионер, подумала Дара. И в очередном разводе – это уж она постаралась выяснить сразу. Устав от навязчивых заигрываний, она вышла на балкон – вид на ночную Москву открывался просто потрясающий.

– Какая красота! – невольно воскликнула она.

– Мне тоже нравится.

Дара оглянулась – это был тот самый вице-президент.

– Вы прекрасно пели. Но репертуар…

– А что предпочли бы вы?

– Я предпочел бы какой-нибудь блюз. У вас подходящий голос.

Дара усмехнулась и запела ему в лицо: «Now you say you’re lonely, you cried the long night through… Well, you can cry me a river… Сry me a river… I cried a river over you…» [6].

– О! Прекрасно! Вы просто Элла Фицджеральд!

– Или Дайана Кролл.

– Я как-то был на ее концерте.

– Правда?

– Хотите, в следующий раз возьму вас с собой? Она будет выступать в Германии, кажется.

– С удовольствием!

– А пока, может быть, не откажетесь встретиться со мной? Завтра, например?

– А почему бы не прямо сейчас? Разве у вас нет коллекции картин, которые вам хотелось бы мне показать?

Он рассмеялся:

– Есть коллекция пластинок. Джаз, блюз. Много редких.

– Так что же вы сразу не сказали? Едем!

– Решительная женщина!

– А зачем тянуть? – спросила Дара, глядя ему в глаза. – Я же тебе нравлюсь, разве нет?

– Нравишься. И очень.

До пластинок дело у них так и не дошло.