и машина выехала с территории.

— Как прошёл допрос, вашество? — начал Фома.

— Моя теория, что парень себя оговорил, подтвердилась, — ответил я. — Чтобы выгородить отчима. И сейчас мне нужно найти хоть что-то, чтобы на него можно было надавить.

Слуга кивнул:

— Это хорошо. Значит невинный не попадет на каторгу.

— Я постараюсь это сделать. Сейчас закончу прием, и начну искать способы.

Фома обернулся ко мне и уточнил:

— И что думаете, вашество?

Я вздохнул:

— У него был каторжный друг по фамилии Лашин. Который отбывал наказание за разбой. Думаю, после освобождения эти двое договорились о налете на сберкассу. И я очень хочу его найти.

Фома кивнул:

— Хороший план, вашество.

Я вновь посмотрел на телефон и нашел в адресной книге номер Дамира Васильевича:

— Добрый день, Павел Филиппович, — послышался в динамике голос главы адвокатской палаты.

— Добрый, Дамир Васильевич, — ответил я. — Мне нужно узнать про отчима вашего… — хотел было сказать бастарда, но вовремя исправился:

— Родича. Степана.

— Что нужно узнать? — мигом уточнил собеседник.

— Не покинул ли он ещё город. И если нет — сделать так, чтобы он оставался в Петрограде, — произнес я. — У вас наверняка ещё со времён работы остались контакты людей, кому вы помогли получить не реальный срок, а условный. Ну или помогли дело развалить.

— Сделаю все, что смогу, Павел Филиппович, — быстро ответил мужчина. — Ну? Как там обстоят дела?

Последнюю фразу он произнес с надеждой. И я честно ответил:

— Все лучше, чем я думал. Есть шанс что скоро Степан покинет острог. Но для этого его отчим не должен уехать из города ни под каким предлогом.

— Понял, — быстро произнес глава палаты и нажал на сброс вызова.

— Вашество, а почему вы ему все не рассказали? — удивился Фома. — Мастер Васильев ведь большой человек. И мог бы нанять лихих людей, чтобы с этим мужиком поговорили как следует.

— Как правило, такие люди работают очень… грубо, — ответил я. — И тогда Иван спокойно скажет следователю, что его заставили это сделать под пытками. Покажет синяки да ссадины, и у жандармов, а потом и у судьи могут возникнуть вопросы. Как знать, может даже кто-то решит докопаться до того, кто так заинтересован в освобождении парнишки. Меня подозревать ни в чем не станут. Я ведь уже приобрел репутацию неправильного аристократа. А вот если надавить на Ивана аккуратно…

— Вон оно чего, — понимающе кивнул слуга. — Тогда да. Вы правы.

Он свернул в арку и остановился у крыльца дома. Обернулся ко мне:

— Прибыли, вашество. Ещё куда-нибудь сегодня поедем?

— Очень бы не хотелось, — честно ответил я. — Но скорее всего придется.

Вышел из машины, поднялся по ступенькам крыльца и вошёл в приемную.

— Павел Филиппович, я записала всех ваших посетителей на завтра, как вы и просили, — быстро отчиталась Арина Родионовна.

— Спасибо. Много их.

Девушка взяла со стола журнал, и открыла нужную страницу:

— Два десятка, — ответила она после подсчёта.

— И все согласились перенести встречу?

— Я умею уговаривать, — улыбнулась девушка.

— Спасибо.

Разговор прервала хлопнувшая входная дверь:

— Мастер Павел Филиппович, — послышался от порога голос. — Я на консультацию от палаты. У меня и бумага есть.

Я обернулся и заметил на пороге паренька в рабочем костюме, который с растерянным видом шарили по карманам в поисках заветного ордера. Улыбнулся:

— Хорошо. Зарегистрируйтесь у секретаря и проходите в кабинет.

«Покой нам только снится»

Возвращаться плохая примета?

По счастью, посетителей в конце рабочего дня было мало. И когда последний проситель вышел из кабинета и направился писать заявление, что помощь оказана, я откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Осталось принять завтра тех, кого я не успел проконсультировать сегодня, и можно передохнуть. Если, конечно, завтра не попадется сложных дел, которые без суда не решить. Хотя нет, отдохнуть не выйдет. Потому что мне полагалось закрыть шесть уголовных дел.

От этой мысли я немного приуныл. Нужно приложить все попытки, чтобы развалить их до суда. Потому что ходить полгода на заседания мне очень не хотелось. А идти на сделку и решать вопрос в упрощенном производстве — значит признать проигрыш.

Дверь приоткрылась, и в кабинет заглянула Арина Родионовна:

— Павел Филиппович, к вам посетитель, — осторожно произнесла она. И я поморщился:

— Кто? Прием же закончился.

— Афанасий Петрович Пожарский.

Я вздохнул:

— Приготовь, пожалуйста, чай и можешь идти домой. Рабочий день уже кончился, мы и так задержались.

— Ничего страшного, — ответила секретарь. — Вы очень часто отпускали меня раньше положенного времени. Один раз можно и задержаться. Но только один, — тут же добавила она и я улыбнулся:

— Молодец. Быстро учишься.

Арина Родионовна кивнула и вышла из кабинета. А в помещение вошёл старший Пожарский.

Выглядел мужчина не так уверенно, как в «Званом ужине» несколько дней назад. Афанасий Петрович словно бы постарел лет на десять. На лице прорезались глубокие морщины, а под глазами залегли черные круги. Темный костюм казался мятым и несвежим. Вероятно, мужчина не снимал его вторые сутки.

— Добрый вечер, Афанасий Петрович. Проходите, присаживайтесь.

Я указал на свободное кресло. И мужчина словно зомби выполнил просьбу.

— Я знаю, что дело моего сына передано вам, — начал он без предисловий, но я его перебил:

— Возникшие недопонимания между мной и вашим сыном никак не повлияют на работу. Я приложу все усилия, чтобы вытащить его из острога и сделать так, чтобы производство закрыли. А вашего сына реабилитировали.

Мужчина кивнул:

— Спасибо, мастер Чехов. Мой мальчик избалован и с гонором…

— Нелегко ему придется в остроге, с его-то характером, — вздохнул я. И в душе шевельнулась совесть. Пока я здесь, в своем кабинете, парень сидит в переполненной камере, рассчитанной на двадцать человек.

— Ваш чай, мастер Чехов.

Арина Родионовна вошла в кабинет, держа в руках поднос, на котором стоял чайник и две чашки. Она прошла через помещение и поставила угощение на стол.

— Спасибо. Арина Родионовна, можно ещё одну просьбу? Позвоните в острог и попросите встречу с подозреваемым.

Девушка удивлённо подняла бровь, и я пояснил:

— Скажите, что сын начальника охранки, Павел Филиппович Чехов, очень хочет как можно быстрее поговорить с подозреваемым, чтобы скорее выйти на допрос у мастера Иванова. Если затягивать, жандарм будет нервничать.

Секретарь улыбнулась и кивнула:

— Хорошо, Павел Филиппович.

Она развернулась и вышла из кабинета, закрыв за собой дверь.

— Спасибо вам, Павел Филиппович, — внезапно произнес Пожарский надтреснутым голосом. — Я вел себя очень вызывающе, когда разговаривал с вами в ресторане.

— Все нормально, — успокоил я Афанасия Петровича. — Выпейте чаю. Уж простите, но вы очень бледны, и я беспокоюсь о вашем самочувствии.

— Всему виной моя несдержанность с алкоголем. После смерти супруги я немного увлекся горячительным. Пока была жива моя жена, я не позволял себе лишнего. Правильная женщина способна спасти самого пропащего мужчину.

Я не был согласен с этим выражением, потому как искренне считал, что каждый человек должен отвечать за свои поступки сам. Попытка переложить ответственность за скверное поведение на почившую супругу выглядела незрело. Видимо, младший Пожарский пошел в отца. Возможно, он тоже ищет виноватых, когда сам делает гадости.

— У меня больше никого нет, — глухо продолжил Афанасий. — Юра мой единственный сын. Как и у вашего батюшки, у меня нет бастардов. У нашей семьи сейчас нелегкие времена, но вскоре все должно измениться. Возможно, я всего лишь старый параноик, но есть вероятность, что все это затеяно с целью помешать мне заключить успешную сделку.

— О чем речь? — насторожился я.

— Я смог договориться с судоверфью о вложении средств в постройку нескольких судов. И если моего сына официально признают виновным, то соглашение заключить не получится. И семья будет разорена.

— Сделаю все, что от меня зависит, чтобы Юрия не осудили.

— Благодарю, Павел Филиппович. Признаюсь, что не ожидал от вас такого профессионализма.

— Почему же?

— Вы молоды. И в вашем возрасте я был вспыльчив…- князь потер переносицу и сам себя поправил, — справедливости ради, я и сейчас не особо сдержан. И потому посчитал, что вы можете исполнить свои обязанности спустя рукава. Самое неприятное для меня, что никто бы вас не упрекнул в этом.

Пожарский взял чашку и сделал глоток. А в приемной тем временем послышался голос секретаря, которая дозвонилась до острога и теперь пыталась договориться о встрече. В очередной раз я удивился, что ей это удалось.

* * *

Пожарский покинул меня через