– Уважаемый, – прошелестело сбоку.

Я повернулся влево и увидел, что дверь третьейквартиры, расположенной у самой лестницы, приоткрылась и оттуда выглядываетмилая старушка в розовом халате.

– Вы приятель Ленечки? – загадочноспросила она.

– Скорей близкий знакомый.

– Идите сюда, – предложила бабушка.

Я вошел в крошечную прихожую и втянул голову вплечи. С моим ростом трудно в малогабаритных квартирах, легко стукаюсь лбом олюстры.

– Федор отвратительный грубиян, –застрекотала старушка, – маргинальная личность, тунеядец, нигде не работает,у метро бутылки собирает, ясное дело, он завидовал Ленечке. Тот Федору пару разденег в долг дал, а потом понял, с кем имеет дело, и перестал оказывать помощь,а Федор обозлился и начал мерзости болтать. Не верьте, Ленечка былзамечательным, он работал у нашего великого актера Андрея Вяльцева.

– Да? – изобразил я изумление.

– Точно, точно, – закивалабабуся, – приносил мне билеты, очень внимательный мальчик. Денег никогдане брал, протянет контрамарку и улыбается: «Сходите, Надежда Павловна, в кино».

Я всегда бегала, Ленечка приглашал на особыесеансы, премьерные – для своих, двойное удовольствие получается: и фильмпоглядишь, и всех звезд увидишь.

– Отчего он умер?

Надежда Павловна вытащила из кармана халатаплаточек.

– Подъезд наш видели? Западня! Темно,лампочки уроды из восемьдесят первой выкручивают, точно знаю, видела сама.Ленечка по ночам возвращался, оно и понятно, он же с Вяльцевым ездил! Я емуговорила: «Мальчик, не дразни гусей, не ходи в дорогих часах, не размахивайтелефоном, сними перстень, время страшное, людей за копейку убивают, помни, гдеживешь! Сплошные пьяницы». Но Ленечка такой беспечный! Знаете, его тутненавидели! Окна в машине сколько раз били, это недоумки из семидесятой, язнаю, видела. Вот и допрыгался, бедный. Его ограбили! В подъезде, ночью, телоКатя нашла, она на хлебозаводе работает, шла с ночной смены – и тут труп! Ой,горе.

Еле вырвавшись от милой бабушки, желавшейнепременно рассказать о всех «уродах», населявших подъезд, я спустился нанесколько пролетов вниз и позвонил в семьдесят девятую квартиру. Похоже,обитатели малопрезентабельной пятиэтажки совершенно не боялись грабителей,дверь распахнулась мгновенно, без лишних вопросов.

– Вам кого? – шмыгая носом,поинтересовался белобрысый мальчик лет двенадцати.

– Катю, работницу хлебозавода… – начал я,и тут же паренек заорал:

– Мамка, к тебе из милиции пришли.

Послышался топот, и из коридора показался ещеодин мальчик, похоже, первоклассник.

– Петьк, – с огромным любопытствомспросил он, – а пистолет у него есть?

– Молчи, дурак, – ответил старшийбрат и пихнул младшего.

Обиженный ребенок не остался в долгу, онпопытался дернуть брата за ухо, и в тесной прихожей началась драка.

– А ну пшли вон, – прогремело изглубины квартиры, потом в пространство, забитое вешалкой и шкафом, вплылаполная фигура в цветастом платье. Бац-бац, толстая рука привычно отпустила двеоплеухи, мальчишки, втянув головы в плечи, юркнули в комнату.

– Уж простите, – сказалаКатя, – на секунду оставить их нельзя, все время уродуются. У других детикак дети, а мне хрен знает что досталось! Ни отдыха, ни покоя. Проходите сюда,садитесь, чаю хотите?

Из комнаты раздался грохот.

– Сейчас вернусь, – пообещалахозяйка и бросилась на шум.

Я присел на табуретку и огляделся по сторонам.Почти половину жизненного пространства кухни занимал холодильник, а оставшиесясантиметры были тесно забиты шкафчиками. На подоконнике – из-за отсутствияместа хозяйка превратила его в буфет – толпились чашки. Вместо стола былаоткидная доска, а с веревок, протянутых под потолком, свисало недавнопостиранное белье. Бедность тут кричала отовсюду, о ней говорил древнийрефрижератор «Саратов», похоже, выпущенный еще до моего рождения, допотопная,громоздкая плита, протертая клеенка и эмалированный помятый чайник. Но на кухнецарила чистота операционной, старенькие занавески, прикрывавшие стекла, былинакрахмалены, потертый линолеум вымыт до блеска, а красные кружки наподоконнике стояли идеально ровной линией, хозяйка повернула их ручками в однусторону. Диссонансом в крохотной пятиметровой кухне «звучала» лишь ярко-синяякоробка, на которой золотыми буквами было написано: «Кондитерская Манже». Яхорошо знал, где находится это, если можно так выразиться, кафе. «Манже» –дорогое и модное место, его любит посещать Николетта. Кофе в богаторазукрашенном зале подают отменный, а еще там изумительные пирожные,насладиться которыми лично мне мешают два обстоятельства: не особо люблюсладкое и прихожу в ужас при виде цены. Ну из чего надо сделать эклер, чтобыпросить за него тысячу рублей? Впрочем, несмотря на хамские цены, в «Манже»всегда толпится народ, там и в будние дни не присесть, а на выходные столикнадо заказывать заранее.

«Манже», «Манже»… Кто совсем недавно упоминалоб этом заведении? И неужели Катя позволяет себе столь дорогие сладости?

– Еще раз извините, – сказалаженщина, протискиваясь через узкую дверь, – чаю?

– Нет, спасибо, – ответил я, –скажите, это вы нашли Леонида Дубовика?

– Охохонюшки, – протянула Катя ипристроилась на крохотном пуфике из искусственной кожи, стоявшем у окна, –вот страхотища! Со смены шла, усталая, еле ноги тащила. Доперлась до подъезда,дверь открыла – темнотища! Снова лампочки вывернули. Во народ! Уж на что нам сЮркой тяжело мальчишек поднимать, муж у меня охранником служит, зарплата маленькая,но никогда не польстимся на чужое!

Не успела Катя произнести слово «охранник»,как я моментально вспомнил шикарный подъезд дома, в котором находится офисВяльцева, и услышал извиняющийся голос одного из секьюрити: «Мы эту Арфу наверхпустили, девка хотела чаевые за доставленные пирожные получить». К Андреюприходила курьер из «Манже», и она по непонятной причине устроила скандал.

– Шагнула в темноту, – продолжалатем временем Катя. – Запнулась, хорошо, за ящики зацепилась почтовые, неупала. И ведь сразу поняла, лежит человек на полу. Только на Соломатинапогрешила, ну, думаю, снова набрался, до квартиры не дополз, в подъездеразлегся.

Я молча слушал обстоятельный рассказ. Катя,чертыхаясь, поднялась на второй этаж и позвонила в квартиру Соломатиных, дверьоткрыла Нинка, хозяйка.