Александра Коллонтай восстала против вечной товаризации женщин. Она родилась в 1872 г. в русской аристократической семье, с детства с глубоким сочувствием относилась к ужасным условиям жизни российских трудящихся и постепенно втянулась в политическую деятельность. Видя положение женщин своего социального класса, Коллонтай прониклась отвращением к обмену женской сексуальности на деньги, товары, услуги или общественное положение. Ребенком она наблюдала, как мать убеждала ее 20-летнюю сестру выйти замуж за мужчину на 40 лет старше, потому что он считался «хорошей партией». Коллонтай отвергала брак по расчету и хотела выйти замуж по любви, как она сама говорила, «по большой страсти». Она писала: «Что касается сексуальных отношений, коммунистическая мораль требует, прежде всего, окончания всяких отношений, основанных на финансовых или иных экономических соображениях. Покупка и продажа нежности уничтожает ощущение равенства полов, таким образом, подрывая основу солидарности, без которой коммунистическое общество существовать не может»[115].

В 1894 г. она прочла «Женщину и социализм» Августа Бебеля, и эта книга стала основой ее взглядов на новую прогрессивную мораль. Как и Бебель, она считала, что сексуальность нужно освободить от общественного осуждения: «Половой акт должен рассматриваться не как нечто постыдное и греховное, а как столь же естественное дело, что и другие потребности здорового организма, такие как голод и жажда. Подобные явления нельзя оценивать как нравственные или безнравственные». Коллонтай утверждала, что только при социализме люди смогут любить и заниматься сексом как свободные личности, исходя из взаимной привлекательности и увлеченности и без оглядки на деньги или социальное положение. Важно, однако, понимать, что Коллонтай никогда не выступала за промискуитет. Она верила, что, уничтожив связь между собственностью и сексуальностью, мужчины и женщины смогут иметь более естественные и значимые отношения. Хотя впоследствии ее рисовали сексуально распущенной, она была относительно консервативна (по современным нормам) в своих взглядах, выступая за сексуальную самореализацию только в гетеросексуальных отношениях, основанных на любви[116].

Коллонтай считала секс для удовольствия мещанским отвлечением от необходимой революционной работы, противопоставляя «бескрылого Эроса» чисто физического секса идеализированному «крылатому Эросу» эмоциональной и даже духовной связи. Она считала, что романтизированная любовь между мужчинами и женщинами станет частью той всеобщей любви человечества, что лежит в основе социалистической идеологии (Коллонтай могла бы стать самой настоящей хиппи). В памфлете 1921 г. «Тезисы о коммунистической морали в области брачных отношений» она писала: «Буржуазное представление о сексуальных отношениях, сводящее их исключительно к сексу, нужно подвергнуть критике и заменить пониманием полного диапазона радостного переживания любви, которое обогащает жизнь и делает нас счастливее. Чем выше интеллектуальное и эмоциональное развитие индивида, тем меньше в его или ее отношениях будет места сугубо физиологической стороне любви, тем ярче любовный опыт»[117].

Коллонтай считала брак институтом, сохраняющим подчиненное положение женщин, и попыталась уничтожить его в первые годы после Октябрьской революции 1917 г. в России. Вместе с маленькой группой юристов-радикалов она решила поколебать традиционную основу супружества такими средствами, как: замена церковного венчания гражданскими церемониями, либерализация законов о разводе, легализация абортов, декриминализация гомосексуальности, уравнивание в правах законных и незаконных детей и вовлечение женщин в рабочую силу с одновременной социализацией домашней работы, для чего создавались общественные прачечные, кафе и дома ребенка. Однако, как уже было сказано, Ленин и другие большевики-мужчины считали, что перед страной стоят более серьезные проблемы, чем женский вопрос, и Коллонтай в конечном счете отправили дипломатом в Норвегию (чтобы удалить из страны). Вспоминая свою жизнь в 1926 г., Коллонтай писала: «Какие бы обязанности я ни выполняла в дальнейшем, мне совершенно ясно, что полное освобождение работающей женщины и заложение основ новой сексуальной морали навсегда останется наивысшей целью моей деятельности и моей жизни»[118].

Представление Коллонтай о сексуальности, свободной от экономических расчетов, разделяли многие представители советской молодежи в 1920-х гг. Например, из 1552 студентов Коммунистического университета им. Свердлова, опрошенных в 1922 г., только 21 % мужчин и 14 % женщин считали брак идеальным способом организации своей сексуальной жизни. Напротив, две трети женщин и половина мужчин отдали предпочтение долгосрочным отношениям, основанным на любви. Однако эти свободные взгляды не разделялись основным населением страны. Традиционный консерватизм русской крестьянской культуры в сочетании с советами не в меру стыдливых медицинских работников уничтожили попытки Коллонтай провести социальную реформу. Не имея средств надежного контроля рождаемости, женщины не могли управлять своей фертильностью, а мужчины, клявшиеся в вечной любви, исчезали, когда ребенок был на подходе. Суды пытались принудить мужчин платить алименты, но те уклонялись от своих обязанностей. Зарплата женщин была недостаточной, чтобы содержать детей, и многие, чтобы выжить, прибегали к проституции – тому самому типу экономического обмена, который Коллонтай надеялась искоренить. Советское государство постаралось создать сеть детских домов для заботы о беспризорниках и сиротах, но проект оказался очень дорогим. Коллонтай предприняла еще одну попытку заменить алименты фондом общего страхования, который позволил бы государству обеспечивать всех детей, но ее идеи были высмеяны и отвергнуты. К середине 1920-х гг. сотни тысяч «красных сирот» наводняли улицы городов Советской России, попрошайничая, воруя и воплощая провал незрелой попытки сексуальной революции[119].