Она хотела знать, что происходит, и я сказал в двух словах, уже не видя смысла скрывать. Только вот пусть представит в полной мере то количество жертв, которое было бы неизбежно в случае успешного осуществления плана мятежников! Как истинный Темный эльф, я не стал сообщать подробностей операции, нацеленной на мирное задержание террористической группы, а не на отстрел на месте. Пусть Дитя Бунта думает обратное, и потихоньку начинает меня ненавидеть.

Рыжая брыкалась и психовала, пока я нес ее до парковки спецтранспорта. Сколько угодно: свеженькая, только что проросшая ненависть ко мне поможет Айли продержаться в прекрасном боевом задоре несколько дней до того момента, как я займусь ею вплотную.

«Я — твой трибунал!»

Айли Барнетт

Я не сразу поняла, куда меня привезли. Это не тюрьма. Скорее всего, из-за землетрясения меня, как и всех прочих эвакуированных подсудимых, доставили в другое место. Незапланированная отсрочка приговора…

Идти я уже просто не могла. Очередной молодец в черном камуфляже на руках занес меня в какое-то помещение, напомнившее больницу: белые стены, стеклянные медицинские шкафы, операционный стол, какое-то оборудование, легкий запах озона от стерилизаторов на стенах. Медпункт?

Молодец сгрузил меня на тот самый стол, и остатки сохранившегося в моей душе злорадства воспрянули, наблюдая за тем, как на чистую поверхность сыплется каменная пыль и мелкие щепки с моего красного комбинезона. К столу вальяжно подошел высоченный дроу в белом халате, небрежно наброшенном поверх черно-серой формы, и, сохраняя непроницаемо холодное выражение лица, напустился на гвардейца:

— Cad e sin?! Прим. авт.: Это что такое?! (ирл.)

При этом он недвусмысленно тыкал пальцем в мою правую лодыжку, которую я уже перестала ощущать. Как она выглядела?.. Лучше было не смотреть лишний раз, чтоб не расстраиваться.

Молодец в камуфляже многозначительно упомянул милорда Оустилла. Дроу в белом халате рассердился еще больше, и перешел с эльфийского языка на гэльский, густо пересыпанный матерным:

— Нет, я же знал, что Оустилл мудак, но не до такой же степени! Как… на… в… я буду это снимать?! Сразу надо было снимать цепи, сразу после травмы! — с трагическим вздохом он отвернулся от гвардейца и почти ласково обратился ко мне: — Военные — это особый сорт мудаков, милочка. Я имею с ними дело уже более сотни лет, и каждый раз удивляюсь прогрессирующему идиотизму.

Увидев мой красноречивый взгляд, брошенный на гвардейскую форму, доктор погрозил пальцем:

— Я — другое дело, попрошу меня в общую шеренгу с мудаками не ставить!

Потом он задумчиво приподнял мою ногу, как-то подозрительно рассматривая.

— Пилой тут несподручно…

При слове «пила» я испуганно закричала, а молодец в камуфляже встрепенулся и попытался улизнуть за дверь, но доктор резко воспротивился:

— Куда?!. Если не дотумкал принести ключ, так наномеханика сюда, хоть из-под земли, хоть из Бездны, Ллос тебе в душу!

Пока бегали за наномехаником, военный эскулап спокойно открыл стеклянный шкаф, достал оттуда бутылку «Кэмерон Бриг», Прим. авт.: «Cameron Brig», чистый однозерновой скотч (single grain) выдержкой от двадцати четырех до сорока лет на треть пустую, набулькал в стакан приличную порцию и протянул мне:

— Пей, милочка. Не люблю вправлять вывихи под обезболивающим. Чувствительность не та, и вообще, разбазаривать матчасть — не в моих правилах…

«Кэмерон» — прекрасный дорогой напиток, но тут даже не на два моих пальца, тут гораздо больше! Вывих вправлять?!

— Может, половину?..

— С пациентами не торгуюсь. — Нахмурился дроу. — Даже с хорошенькими пациентками с опухшими мордашками. Тем более, качественный скотч — сразу несколько препаратов, от обезболивающего до успокоительного.

Не сомневаюсь, мордашка была опухшая после того, как я ревела в три ручья. То, как доктор назвал Оустилла… Конечно же, он прав. Будь тут полковник, стакан бы точно полетел ему в голову.

Я вздохнула, выпила все, даже не ощутив вкуса виски. «Поплыла» уже через минуту, когда прибежал красавчик-наномеханик в черно-серой форме. Ему даже ключи не понадобились, достаточно было прикоснуться к металлу, закодированному наномеханической защитой. Как только кандалы сняли, дроу в белом халате неуловимо быстро оказался у стола, взял в руки мою правую лодыжку и…

— А-а-а-а-а!

Может быть, у «Кэмерона» и был обезболивающий эффект, но недостаточный. Я бы даже сказала, наоборот — от боли я тут же протрезвела.

— Шуму-то, шуму! — проворчал доктор. — Что-то еще беспокоит?

Я уже не была уверена, что ему стоит показывать мой ушибленный ноющий бок, но меня никто не спрашивал. Врач бесцеремонно прижал меня к столу одной рукой, другой же расстегнул молнию моего комбинезона, а потом задрал белую майку.

— Хм! — недобро усмехнулся он. — Говорят, синяки полезны для стимуляции иммунной системы. В таком случае, милочка, твой иммунитет будет в полном порядке, синяков тут предостаточно, как будто ты пересчитала ребрами ступеньки лестницы. Сегодня выспишься, а завтра с утра кольнем стимуляторы регенерации и прочую мерзость.

После этого дроу наложил мне на лодыжку плотную охлаждающую повязку и кивнул молодцу, сиротливо топчущемуся у дверей:

— Неси ее, что ли. До утра — полный физический покой, без присутствия мудака Оустилла поблизости и других ему подобных!

Я была уверена, что соответствующее словечко до острых ушей Палача не дойдет, оставшись достоянием эскулапа и молодца в черном камуфляже и лыжной маске.

Видимо, доктора тут боятся больше, чем кого бы то ни было.

* * *

Помещение, где я оказалась, не было полноценной тюремной камерой: размер больше, потолок выше, хотя окон тоже нет, а из мебели в наличии койка, застеленная явно на военный лад, и рядом — тумбочка. Да, на стене имелся турник, высота крепления которого соответствовала эльфийскому росту, мне не дотянуться и даже не подпрыгнуть так высоко. Необходимые «удобства» расположены в углу, как было и в одиночной камере.

А в другом углу, поближе к койке, треть стены была использована под наскальную живопись древних эльфов армейского происхождения. Те фразы и иллюстрации, которые были нацарапаны в адрес отдельных представителей офицерского состава, не смогли бы пройти цензуру нигде.

Что же это за место у нас такое? Не нужно долго думать, чтобы догадаться — это гауптвахта. А наскальную живопись оставляют те гвардейцы, которые тут периодически сидят по причине нарушений воинской дисциплины.

Где бы мне взять острый предмет, чтобы приумножить настенное творчество?!

Боль в лодыжке постепенно отступала, да и отек стал меньше. Не раздеваясь, я упала на жесткое шершавое одеяло и сразу уснула. Не знаю, что помогло: алкоголь, пережитый стресс, вывихнутая лодыжка или ушибленный бок, но спала я без снов и очень долго, до утра следующего дня, до сигнала подъема.