Как легко она попалась на крючок! Софи испытывала к Криспинублагодарность, взирала на него с восхищением, а он в это время втайне смеялсянад ней, готовясь обречь на верную смерть. От этой мысли смятение в ее душеуступило место ярости. Возможно, она и повела себя как безмозглая тля, но он неимел никакого права играть с ней. Только бездушное животное позволит себеобращаться с человеком таким уничижительным образом. Это жестоко, и она этогоне заслужила.

— Негодяй, — проговорила Софи сквозь зубы в тайнойнадежде, что к ней вернется спасительное безразличие. Накануне стражникипосоветовали ей, не откладывая, готовиться к скорому свиданию с палачом ивиселицей, значит, у нее оставалось мало времени. Ее враги все очень тщательнопродумали, прежде чем обвинить ее в убийстве Ричарда Тоттла, однако должна жебыть в их хитросплетенной сети какая-то упущенная ниточка, осталось жекакое-ни??удь уязвимое место в их коварном плане. Что-то не давало Софи покоя, иона начала методично перебирать в уме все, что с ней произошло в «Единороге» изатем в Сандал-Холле, пока не нашла то, что искала.

Пистолет! Ее пистолет. Он всегда хранился в библиотеке в«Курятнике» вместе с другими подарками, преподнесенными ей в качествеблагодарности за помощь. Безусловно, его нельзя было вынести из дома незаметнодля Октавии, Эмми, Энни, Ричарде или кого-нибудь из прислуги. Софивоодушевилась, потому что у нее появилась надежда сорвать планы врагов. Тот,кто выкрал у нее пистолет, по крайней мере знал убийцу. Все, что требовалосьсделать для выяснения истины, это написать домой и узнать, кто в ее отсутствиезаходил в библиотеку и что оттуда пропало.

Но это было равноценно тому, чтобы пройти сквозь стенутемницы, пролететь через весь Лондон и изобличить преступника, вынудив егораскаяться в содеянном. Софи пала духом, поскольку в ее камере не было нетолько клочка бумаги и чернильницы, но и ночной вазы (в которой она оченьнуждалась). Что уж говорить о посыльном! Разумеется, за деньги можно было быдостать все необходимое, но ее кошелек был потерян во время бессмысленнойбеготни по лабиринтам потайного хода Пикеринга. А может быть, не так уж все этобыло и бессмысленно? По сути дела, Софи ничто не было так дорого, как медальон.А он остался с ней.

Софи снова достала его и положила на ладонь, чтобырассмотреть в последний раз. Она ни разу не расставалась с ним за последниеодиннадцать лет, всегда носила с собой. И теперь в том, что связывало ее спрошлым, заключалась ее единственная надежда на будущее. Софи ласково провелапальцем по ребристой поверхности, улыбнулась и направилась к двери. Прижавшисьгубами к щели между дверью и стеной, она крикнула:

— Стража!

Софи столкнулась с трудностями, подкупая стражника. Если быон мог предположить то, что выяснилось тем же вечером, когда в таверне к немуподошел незнакомец — медаль с обнаженной женщиной и птицей, оказывается, стоилацелых четыре тысячи фунтов золотом, — то не колебался бы ни секунды. И всеже после долгих раздумий он согласился принять мзду и, когда часы на тюремнойбашне пробили десять, вернулся к Софи с огромной корзиной еды и листком бумаги.

Софи первым делом прочла записку, и аппетит у нее тут жепропал. «Лорд Гросгрейн брал ваш пистолет. Других посетителей в библиотеке небыло».

Криспин почувствовал неладное еще задолго до того, какпересек задний двор Пикеринг-Холла в половине двенадцатого утра. Беспокойствоохватило его гораздо раньше, когда он вдруг проснулся, проспав всего три часа.Софи — кто бы она ни была — завладела не только его мыслями, но и снами. Он немог отделаться от ее образа ни на мгновение, представляя себе Софи,жульничающую в кости, Софи улыбающуюся, Софи хмурую, Софи спорящую, Софи,говорящую по-французски и по-испански, Софи, целующую его, Софи с усами, Софи сЛоуренсом, Софи, шантажирующую крестного. Криспин боролся с желанием немедленноувидеть ее, потому что понимал, что чем дольше они будут держаться вдали другот друга, тем это лучше для них обоих. К тому же сейчас он не был в состоянииразмышлять о ней здраво и спокойно, а ясность в мыслях и чувствах Криспинвсегда ценил превыше всего. Констанция может стать прекрасным противоядиемпротив такого помешательства, но, несмотря на принятое накануне решение, он немог заставить себя подняться и пойти к ней.

Пребывая в полном смятении духа, Криспин решил отложитьвизит, однако, проезжая мимо дома Гросгрейна, он услышал душераздирающий крик извон бьющегося стекла, которые доносились изнутри. Он осадил коня, пробежалчерез холл и быстро поднялся по лестнице. Тут-то и обнаружился источник этихзагадочных звуков.

Прекрасная Констанция в сапфирово синем шелковом платьезамерла перед ярко-оранжевым диваном, с отвращением глядя на рассыпанные у ееног пирожные. Осколки блюда валялись здесь же, и Криспин увидел, как она вярости раздавила туфелькой пирожное и с криком набросилась на дрожащую отстраха горничную:

— Я же сказала, что никогда больше не хочу их видеть,Нэн!

— Но повар говорит, мэм, что поскольку больше не станетпечь пирожные, то зачем же пропадать таким великолепным меренгам… — с поклономобъяснила девушка.

Констанция носком туфли отшвырнула остатки пирожного кстене.

— Передай повару, что меня не интересует его мнение. Явелела ему уничтожить их и хочу, чтобы он сделал это немедленно. Немедленно!

— Слушаюсь, мэм, — покорно отозвалась Нэн ипринялась собирать в передник остатки пирожных, после чего поспешнопроскользнула мимо Криспина и скрылась за дверью.

Убедившись, что здесь никого не убили, Криспин решилретироваться, пока его не обнаружили, и поспешить к Софи, но было поздно.Констанция заметила его и направилась к двери с распростертыми объятиями.

— Криспин, дорогой, когда вы вошли? — спросила онапевучим голосом, и ярости на лице у нее как не бывало.

— Я услышал крики с улицы и испугался за вашужизнь, — ответил он по-прежнему от двери. — Но теперь я убедился, чтос вами все в порядке…

— Криспин, со мной совсем не все в порядке, —бросилась ему на шею Констанция. — Смерть Милтона просто выбила меня изколеи. — Она уткнулась лицом в серебряное шитье на его камзоле, и Криспинпочувствовал, как ее пушистые волосы щекочут ему подбородок. — Криспин,обнимите меня так, как вы делали это когда-то. Позвольте мне забыть себя, своегоре в ваших объятиях, как прежде.

Она стала всхлипывать, орошая слезами его камзол, а онсмотрел через ее плечо на каминные часы, которые показывали четвертьодиннадцатого. В такой позе и застал их вихрем ворвавшийся в комнату молодойсветловолосый человек.

— Тия, что стряслось? — с тревогой в голосевоскликнул он.

— Бэзил, они снова это сделали. — Констанцияотстранилась от Криспина и обернулась к вошедшему. — Они опять подалимеренги. А ты знаешь, как они напоминают мне о твоем отце, о том, что япотеряла, о том… — Она часто заморгала, стараясь не дать пролиться слезам,которые застыли наготове в уголках ее прекрасных сапфировых глаз. Заметив, чтоБэзил разглядывает Криспина с нетерпеливым любопытством, она поспешила ихпознакомить. — Бэзил, это мой давний друг и наш сосед граф Сандал.Криспин, это Бэзил, мой пасынок, а теперь новый лорд Гросгрейн.