Я пришла в смятение. Мне хотелось его видеть.

– Надолго?

– Нет, во второй половине дня буду в городе.

– Я освобожусь не раньше семи, давай поедем на дачу кБарсику. Ты любишь печеную картошку?

– Терпеть не могу! – Это что у них тут, модатакая, соблазнять дам печеной картошкой?

– А шашлык? Я делаю классный шашлык!

– Нет, Рыжий, слишком много дачных радостей. Не хочу!

– У тебя что-то стряслось? Ой, прости, мне по другомутелефону звонят, минутку!

Я слышала, что он с кем-то ругается на неважном английском.

– Извини, Динь-Динь, замотался совсем. Так я к вечерупридумаю что-нибудь и позвоню, только ты уж не выключай телефон.

– Что это за рыжий? – полюбопытствовалаТоська. – Где взяла?

Про Рыжего можно было рассказать старой подруге. Я ирассказала.

– То-то я гляжу, у тебя глаза мечтательные… Ну что ж,если хороший мужик, зачем его мариновать? Слушай, у меня идея! Я давно хотелаоткрыть рубрику «Женщины эмиграции». Давай с тебя и начнем. Возьмем интервью,сделаем классный снимок…

– Забудь! – отрезала я.

– Почему?

– Не желаю привлекать к себе внимания. Ты представляешьсебе, как оживятся наши пауки в банке? Зачем давать им новую пищу?

– Наплюй на них и разотри!

– Мне казалось, что я наплевала и растерла, но когдавыяснилось, что они и тут успели нагадить… Не хочу! Я, Тоська, хочу любви!Да-да, в свои сорок два я хочу забыть о прошлом и…

– Тогда ты зря сюда приехала на встречу с прошлым.

– Нет, то прошлое я не хочу больше забывать… Я слишкомчасто забывала.

– Ты сама себе противоречишь!

– Да! Вероятно! Но… Ах, мне хорошо сейчас…

– Из-за Рыжего?

– И из-за него в частности, я сама не понимаю, что сомной… Хочется пуститься во все тяжкие, понимаешь?

– Да, прекрасно понимаю, вот и пустись, а для началадай мне интервью. Ты же вроде говорила, что твоя паучья команда вся очень изсебя возвышенная, так они мой журнал и в руки не возьмут.

– Он у тебя сильно желтый?

– Не сказала бы, но не без того, конечно. Надо жепродавать товар. Ну, как ты нашла моих стариков?

– Потрясающе!

– Мама жаловалась на Марусю?

– Слегка.

– Милые бранятся – только тешатся… Динка, да что стобой, ты какая-то возбужденная, такое впечатление, что тебе фитиль вставили…Это Рыжий тебя так возбудил?

– Нет, дело не в нем, просто тут столько всего…

Мобильник опять запел.

– Еще кавалер? – рассмеялась Тоська.

– Не знаю, номер незнакомый.

На секунду я понадеялась, что звонит Костя, но нет…

– Дина Юрьевна? – спросил молодой женский голос.

– Да.

– Дина Юрьевна, это говорит Нелли, ваша сестра!

– Нелли? Как хорошо, а я как раз собиралась с тобойсвязаться, ты умница, что позвонила! Нам надо встретиться!

– Я тоже так думаю! – с явным облегчением сказалаона. – Я не была уверена… как вы отнесетесь…

– Прекрасно, прекрасно я отнеслась! Когда и гдевстретимся? Вечер у меня занят, может, днем? Давай пообедаем где-нибудь вхорошем ресторане, я тебя приглашаю…

– Ну давайте!

– Ты знаешь Дом литераторов?

– Да. Но это дорогой ресторан.

– Ничего, осилю, мне он, кроме всего прочего, дорог какпамять.

– Мне тоже, – засмеялась она.

– Тогда в три, на улице Воровского у входа.

– На Поварской! – поправила меня младшаясестра. – Но мы узнаем друг друга?

– Конечно, я уже слышала, что ты писаная красавица!

– А я видела ваши фотографии в детстве…

– Ну все, до встречи, сестренка!

– Да, соскучиться тебе тут не дают! – покачалаголовой Тося.

– И не говори! Слушай, ты когда в Москву поедешь? Мнеже надо на встречу с сестрой явиться в полном блеске, сама понимаешь.

– Она красивая, я ее видела несколько раз на всякихтусовках… С тобой ни малейшего сходства. Ты шатенка, она блондинка, ты невысокая,она верста коломенская.

– Ну уж и верста! – оскорбилась я за незнакомуюединокровную сестру.

– Метр восемьдесят, это, по-твоему, не верста?

– А ты что, мерила?

– Может, и метр восемьдесят три! Но хороша! Оченьсовременная девка.

– А ее фамилия тоже Шадрина?

– Нет, она носит фамилию матери, Бурмистрова.

– Да? Здорово же ей папочка насолил, по-видимому… Мнекогда-то даже в голову не пришло сменить фамилию.

– Ну, милая, нынешним такое в голову взбредает, что нами не снилось. Ну что, думаю, минут через двадцать поедем. Пошли, попрощаемся состариками…

– Они не обидятся, что мы так скоро?

– Нет, у них тут своя жизнь. Они были рады тебяповидать, но…

В самом деле, Мария Анатольевна и Николай Анисимович спониманием отнеслись к нашему отъезду, но взяли с меня слово, что я обязательноприеду к ним обедать на днях и возьму рябиновую настойку для Треера.

– Хорошо у них тут, правда? – спросила Тоська,когда мы выехали на шоссе. – Но больше двух часов я не выдерживаю, слишкомхорошо для меня… Мне надо вариться в каком-то вонючем борще до полногоизнеможения, тогда я как-то могу существовать. Покой мне противопоказан. И судяпо выражению твоего лица, тебе тоже.

– Да вообще-то нет, я как раз в последнее время живуочень спокойно…

– Ага, оно и видно, в тюрьме сидишь за хулиганство.

– Брось, это ерунда. Но тут меня и вправду затянуло вводоворот и крутит, и крутит, а мне почему-то нравится…

Я увидела ее издали и сразу узнала. Высокая блондинка снемыслимой длины и красоты ногами стояла у входа в ресторан, нетерпеливопомахивая крохотной сумочкой на длинной цепочке. И озиралась по сторонам. Яприбавила шаг и помахала ей. Она сорвалась с места и в три прыжка оказаласьрядом.

– Дина Юрьевна? – выдохнула она.

– Какая я тебе Юрьевна? Просто Дина. Ну, здравствуй,давай поцелуемся, что ли?

– Какая вы… – удивленно проговорила она, когда мытроекратно расцеловались.