– Не успел еще, сейчас первый раз, – так же тихо ответил Марков.

Соломинцев оглядел комнату и в конце концов направился к нам, прерывая негласный мир. Под расстегнутым пиджаком красовалась желтая надпись «Я тоже!», увидев которую я лишь покачала головой.

– Эй, ну как? Ну ведь классно! – ухмыльнулся Стас, останавливаясь рядом.

– Тебе сказать честно, Соломинцев? – не удержалась я.

Он закатил глаза и ушел радовать своей компанией Светку и Ленку. Наши скептичные рожи явно к разговору не располагали.

– Представь, – предложил Марков, когда Стас удалился на достаточное расстояние, – теперь ему на все можно отвечать: «Ты тоже!»

– Нужно взять на вооружение. Пусть только попробует меня обозвать.

Марков усмехнулся.

– Интересно, когда Стас поймет, что майка тупая?

Увы, скорее всего, никогда. Потому что к концу недели Соломинцев опять щеголял в ней. Ладно, пусть Рома решает, что с ним делать. Теперь Стас – не моя проблема. Окончательно и бесповоротно.

С такими мыслями я и отправилась после работы на пляж. Закинула домой сумку, взяла папку с набросками, а когда уже у самого побережья ступила на лестницу, то замерла, глядя вдаль. Гроза… Темное небо и море. Они сливались на горизонте в единое целое, в бесконечное; шторм бушевал на земле и в облаках. Соленые брызги разбивающихся о берег волн оседали на коже.

Холодное, неистовое волшебство.

Волны подползали все ближе и ближе, но до облюбованного мной навеса еще не добрались. Я надеялась, что и не доберутся, по крайней мере, сегодня. Позволят спокойно закончить рабочую неделю. Я сбежала вниз по ступеням и расстелила плед на холодных камнях. Предгрозовое небо обещало вскоре разразиться дождем, и стало даже обидно, что перед походом сюда я не задумалась о зонте. Стоило бы взять; как домой пойду, если ливень начнется? Хотя я обожаю дожди, особенно здесь. Осенью они не столь прекрасны, как летом, но даже сейчас приятно сидеть под навесом, наслаждаться каплями, тарабанящими по крыше, и мечтать. Обо всем на свете и, возможно, о корабле с алыми парусами, о парне, том единственном, с которым захочу провести всю жизнь. О сказочном принце с глазами цвета дождя.

Я достала чистые листы и краски. У меня много таких рисунков, но будет еще один. Штормовое море неистовствует, и там, среди волн, – корабль. Ветер бросает его, как ненужную игрушку, треплет паруса. Стоило бы их убрать, но… вдруг она именно сейчас заметит? И где-то на палубе Грей отдает приказы, борясь с непогодой.

Сколько я так просидела? Не знаю, я словно потерялась во времени. Это как наваждение: разнящиеся атмосферой и настроением рисунки, но все – связаны со сказкой. Последний мазок кисти – алый росчерк парусов, – и я отложила рисунок, растянулась на одеяле, любуясь результатом.

Люблю рисовать море: спокойное, штормовое, на рассвете и на закате… Когда мы переехали, я приходила сюда ранним-ранним утром, часов в пять или шесть, чтобы сидеть в одиночестве, а не с толпой отдыхающих. Мама и бабуля были в шоке, что ненавидящая утренние пробуждения я, когда они только-только просыпались, уже мчалась на побережье.

Я осторожно сложила законченный рисунок в папку. Краски высохли, испортить не должна. Издалека донесся раскат грома, на горизонте сверкнула молния. Красиво! Первые капли дождя застучали по крыше навеса, успокаивая и даря странное ощущение уюта. Однако вместе с дождем явилась и прохлада – пришлось укрыться одним краем пледа, а другим укутать папку, чтобы не намокла.

Как же я люблю ливни…

Стас заметил Энжи, когда та спешила по переулку в сторону моря. Он всего лишь в очередной раз провалил попытку завязать и после работы вышел покурить на балкон, а тут такое… везение ли? Или просто совпадение? Стас усмехнулся, затягиваясь, – наверное, все же везение, потому что иначе бы он долго еще не взглянул в окно. В гостиной у него висели плотные шторы, и, уходя, он по летней привычке обязательно их задергивал.

Теперь он невольно следил за Ангелиной: раздвинул шторы и раз в несколько минут обязательно кидал взгляд на пролегающую далеко внизу дорогу, по которой та должна была возвращаться домой. Никого. Когда начался ливень, Стас все-таки не выдержал и, подхватив зонт, направился на улицу.

Энжи нашлась там, где и должна была, – на пляже: так никуда и не уходила. Свернувшись клубком и укутавшись в плед, она лежала под навесом, к счастью, пока еще неплохо защищавшим от непогоды. Одной рукой Ангелина придерживала толстую папку, словно боялась, что ее украдут. Стас улыбнулся – открывшаяся картина его умиляла.

Энжи нахмурилась и укуталась поплотнее. Одета она была легко и зябко ежилась, если плед сбивался. Стас присел рядом на камни. Подумав, он стянул с плеч пиджак, и накрыл им девушку. Не зимняя куртка, но все же хоть какая-то помощь тонкому пледу. Когда лицо Ангелины разгладилось, Соломинцев улыбнулся еще шире. Какая же она милая и уютная, когда спит!

Стас осторожно, невесомо провел рукой по скуле Энжи, убирая с лица темную прядь. Его собственный пульс дико стучал в висках, бился, казалось, в самых кончиках пальцев. Стас фыркнул собственным мыслям, еще сильнее напоминая себе мальчишку-школьника, но… почему бы и нет? Он откинулся на камни, оказываясь с Энжи практически лицом к лицу, глубоко вздохнул… и вновь сел. Нет. Просто нет.

Стас запрокинул голову и сжал пальцами переносицу. С этим нужно что-то делать. Он ведет себя неправильно, нездорово. И увы, это никак не связано с едва успокоившейся простудой или невероятными стрессами на работе.

Стас еще раз кинул взгляд на Энжи и пересел, пристраиваясь у нее под боком и подгребая ее ближе к себе – чтобы точно не замерзла. Она казалась такой хрупкой, особенно сейчас, когда не пыталась язвить в ответ. Да и на самом деле… может, это судьба? Когда-то Ромка сказал Соломинцеву, что его «взяли по блату», и они стали лучшими друзьями. Теперь сам Стас обвинил Ангелину…

Он зацепился взглядом за папку, лежащую рядом с Энжи. Рисунки. Возможно, она не будет против? Он ведь просто их пролистает, пока ждет. Стас аккуратно вытащил папку из-под руки девушки, положил себе на колени, раскрыл. Алые паруса и шторм, штиль и девушка на берегу, смотрящая вдаль. Море, море, море и…

– Я?

Так тепло и хорошо… Но почему-то неудобно.

Я потянулась, ощущая, как впиваются в тело острые камни. Ох, черт! Как можно было отрубиться на пляже? Я прислушалась к ощущениям: дождь все еще стучит по навесу, правая рука онемела из-за твердой гальки под тонким пледом, левая кисть замерзла – ею я сжимала папку с рисунками. Зато плечам, спине и поджатым к груди ногам вполне тепло. И голова лежит на чем-то мягком.

Открыв глаза, я заметила пиджак, которым меня укрыли. И чье это? Знакомый одеколон, слишком знакомый… я чуть повернула голову – и носом уткнулась в коленки, обтянутые голубыми драными джинсами.