Думая о том, что лучше бы монстры так и оставались монстрами, я дошла до тринадцатиэтажки, в которой жил Соломинцев, и остановилась у подъезда, смотря то на пакет, то на домофон. Что ж, обещания надо выполнять. Сначала хотелось просто набрать номер квартиры на домофоне. Если никто не ответит, то и заходить не придется, ведь правда? А может, Соломинцев, едва услышав мой голос, повесит трубку? Зачем ему пускать в дом блатную пигалицу? Только потом я вспомнила, что Ромка сказал о домофоне, решилась и дернула тяжелую дверь на себя.

В подъезде меня встретила угрюмая бабушка-вахтерша. Весело. Двойная система безопасности? Чтобы преступники, прорвавшиеся через дверь, точно не миновали местного охранника? Так и вижу, как старушка потрясает клюкой на возмутителя спокойствия и орет: «Ты не пройдешь!»

– Здравствуйте, я в двадцать четвертую. Можно? – улыбка получилась максимально искренней.

Женщина, которая поначалу казалась хмурой и готовой прибить любого подошедшего, заулыбалась в ответ. Я тихонько вздохнула, принимая собственную карму. Все бабули – кроме родной, конечно, – мгновенно проникаются ко мне доверием, принимая за пай-девочку. Соседки-старушки с детства подкармливали меня сладостями и поили чаем, а ведь ангелом я никогда не была.

– К Стасу? Конечно, проходи-проходи. Неужели в кои-то веки парень девушку хорошую нашел! – Бабуся, кряхтя, поднялась и открыла мне зарешеченную внутреннюю дверь. – А то все ходят, ходят, а нормальных-то нет.

– Я ему не девушка, – возмутилась я, замахав руками. – Просто коллега, пакет пришла занести. А что, много ходят?

– Много. Но быстро перестают, – старушка рассмеялась, хрипло и несколько зловеще.

Что ж, логично. Я не сомневалась, что у Соломинцева воздыхательниц много. Не может такой человек, как Стас, вести затворнический образ жизни, ловя кайф только от игр и работы. Или от игр в качестве работы, что иногда еще хуже. Как часто повторяет бабуля: «Если бы мне пришлось создавать игры, я бы в них ни за что не играла».

– А ты не куксись, лови, покуда свободен.

– Да заче…

– Хороший парень, не спорь! – рявкнула старушка, а я от неожиданности больно прикусила язык. Вот же попала. – Девки-то за ним так и бегают, так и бегают. Неприветливые, намалеванные. Тьфу!

Я натянуто улыбнулась и, заверив вахтершу, что «к Стасу обязательно получше присмотрюсь», проскользнула в открытую дверь. Боже, что это было?

Поднявшись на один пролет, я похлопала себя по щекам, чтобы привести мысли в порядок, и нажала кнопку вызова лифта. Двадцать четвертая… это восьмой этаж, да? Пока не пришел лифт, я заглянула на площадку, где были двери квартир первого этажа. Ага, три, значит, я правильно рассчитала – Соломинцев, как любой уважающий себя дракон, забрался повыше.

Стушевалась я, когда уже оказалась перед дверью. Захотелось сбежать. Как в детстве: поставить пакет на порог, нажать на кнопку звонка и со всех ног кинуться вниз по ступенькам, чтобы не успели поймать. С трудом загнав упаднические мысли вглубь сознания, я все-таки позвонила. За дверью раздался противный писк, потом чьи-то ругательства и шаги. Однако хорошо Соломинцев гостей встречает, ласково!

– Ромыч, неужели не… – распалялся Стас, открывая дверь, да так и замолк на полуслове. – Привет? – Выдавил он через пару секунд.

Не бывает поступков без причины. Не бывает подвигов без наград. Моей наградой стал ошарашенный Стас. Пользуясь замешательством, я оглядывала его с головы до ног. Посмотрим правде в глаза в очередной раз: Соломинцев симпатичный, даже красивый. А еще сейчас он был таким домашним, что перехватило дыхание. В зубах зажата незакуренная сигарета, дыры на желтовато-голубых джинсах явно не дань стилю, а появились от времени. Джинсы потеряли и ремень и теперь низко висели на бедрах, а через плечо Стаса была переброшена так и не надетая майка. Конечно, зачем, если здесь должен был стоять Ромыч? А серо-каштановые волосы торчали во все стороны. Так забавно. Почему-то в первую очередь Соломинцев вспомнил о волосах и постарался пригладить царящий на голове беспорядок.

– Привет, – отозвалась я.

– Пройдешь? – справившись с первым шоком, выдавил Стас.

Он приглашающе распахнул дверь и отступил вглубь квартиры. В прихожей повисла тишина, не гнетущая, но неуютная. Стас хмурился, я не знала, что сказать про «посылку». Стоило бы просто сунуть в руки пакет, сообщить, что он от Ромки, и сбежать с вражеской территории. Но нет, я продолжала стоять как вкопанная, кидая на Стаса беглые взгляды. Я начала понимать Светку с Ленкой, которые едва не облизываются, когда приходит Соломинцев: фигура у него что надо. Наверное, через несколько одиноких лет в ожидании принца и я буду мечтать о таком любовнике хотя бы на пару ночей. Каждая прожженная стерва была когда-то наивной принцесской, пока не поняла, что сказка кончилась. Не лучше ли тогда ненадолго заполучить такого сексуального и страстного…

Я до боли куснула себя за щеку, сообразив, как в мыслях охарактеризовала Стаса. Сексуального, значит? Хорошо, сексуального, отрицать не стану. По крайней мере, в нынешнем виде я бы с радостью его нарисовала, а для практики – и исключительно искусства ради – лучше б вообще обнаженным. Со спины, ничего лишнего. Тело-то хорошее. Я смущенно опустила голову, стараясь спрятать за волосами вспыхнувшие щеки.

– Прости, я… – прервал тишину Соломинцев. – Я не ждал гостей.

– Да я так, ненадолго. – Я покачала головой, крепче сжимая ручку пакета. – Рома попросил тебе таблетки занести, раз по пути. Очень волнуется. Что случилось? Опять болеешь?

Почему-то невероятно захотелось услышать вариант истории из уст самого Соломинцева. Любопытство сгубило кошку, оно погубит и меня.

– Нет, прикалываюсь, – усмехнулся он.

– Соло-оминцев, не валяй дурака. Каким образом ты умудрился снова заболеть? Ромка сказал, вас дед мой нагрузил…

– Не умеет держать язык за зубами, – пробормотал Стас.

– Он волнуется. – Я закатила глаза. – Выкладывай.

– Я просто слишком упорно занялся проектом, вот и стало плохо. Бывает.

Бывает? Я нахмурилась, не зная, куда деть взгляд. Спасибо обнаженному торсу, вежливо смотреть можно было либо в сторону, либо в глаза, иначе я тупо пялилась на пресс Соломинцева. Неплохой, к слову, рельефный. И пресс этот приближался, так как хозяин его сделал ко мне шаг.

– Увы, сердце слабое, не то чтоб сильно, но после трех дней без сна шалит, – закончил Стас.

Я отвела взгляд и сразу же почувствовала прикосновение пальцев ко лбу – такое легкое, словно Стас действительно пытался стереть с него недовольную морщинку. От неожиданности я дернулась, отстраняясь.

– Раз сердце, значит, тебе нельзя волноваться, – выдавила я, отгораживаясь от слишком приблизившегося Соломинцева пакетом, и отступила. – Вот, держи!

– Я просто не могу не волноваться, – в ответ прошептал он. – Сейчас.

Стас забрал пакет, бросил его на пол и уперся рукой в дверь у меня за спиной.