попали в аварию с Альваро, – произношу быстро, и стараюсь избежать пристального внимания собеседницы.

– Как же так?! – всплескивает руками она, и начинает ходить вдоль барной стойки, рассуждая сама с собой.

Я слушаю ее причитания через слово.

В голове всплывает вчерашний разговор с подругой, и к горлу подступает противный комок.

Ей ничего не доказать, ничего не сделать. Вспоминаю, как Элиса вчера в порыве безысходности схватила меня за руки и попросила уехать вместе с ней.

Может, и правда? Бросить здесь все и уехать?

Но острой болью вдруг прокралось – а Диего? Он поедет со мной?

Я усмехнулась, и почувствовала, что жесткая самоирония сейчас ехидно посмеивается в уголке.

Диего поедет со мной?

Я переспрашиваю себя, и хочу истерически расхохотаться. Поедет со мной, потому что вчера спросил про меня, про мою семью и то, как я провожу время вне работы?

А может, это просто был банальный разговор после секса, и ничего более? Нафантазировала себе. Придумала то, чего никогда между нами не будет.

Он не отвечал на мои вопросы. Когда мы ехали домой, Диего стал серьезным. Уклончивые ответы, перевод темы. Это ли не показатель того, что мои иллюзии только МОИ?

Так прошел день. Бесконечная мыслемешалка захватывала и делала меня роботом. На автомате приносила заказы, протирала столы, улыбалась клиентам, помогала Микаэле с посудой.

А вечером вдруг раздался стук в дверь.

– Сеньорита Соларес?

Женщина лет сорока пяти, блондинка с убранными волосами в аккуратный пучок на голове, в светло-коричневом костюме с белой блузкой. Она с улыбкой осмотрела меня и кивнула двум мужчинами стоящим позади. Один из них был одет в строгий серый костюм, а второй…

Я поняла, кто они.

Это из органов опеки.

Второй был одет в полицейскую форму. Видимо для того, чтобы в случае моего отказа или ненадлежащего ухода за детьми сразу забрать.

Растерявшись, я даже не могла сообразить, что мне нужно отвечать.

– Мы из службы социальной опеки. Нам стало известно, что ваша мама, Карла Соларес, скончалась три дня назад. Но у нее осталось двое несовершеннолетних детей. Вы их старшая сестра?

Учтивый спокойный тон еще больше наводил угрожающую панику.

– Да. – ответила я чуть слышно и тут же взяв себя в руки произнесла. – Мы можем поговорить без детей?

Взгляд женщины стал вопросительным, а улыбка медленно сползла с уголков губ.

– Нам нужно будет в любом случае осмотреть ваш дом, оценить условия жизни детей.

Она недоговаривала фразу, но я и сама догадывалась. Если им не понравится, это значит, что Руи и Мелиса поедут в приют в Морелос.

– Они после похорон, пожалуйста, сделайте исключение. Давайте поговорим без детей! – я умоляюще посмотрела каждому из гостей в глаза.

– Позвольте, для начала мы войдем, а потом можем поговорить, – тон женщины стал безучастным.

Я молча смотрела, как они разуваются, проходят по кухне, осматриваясь и анализируя наш быт. Цепкие взгляды останавливались на посуде, которую не успела помыть. Переходили на старую потертую мебель, пол с потрескавшейся местами краской.

Как только они сделали шаг в общую комнату, где спала я, сердце рухнуло как с самого высокого обрыва. Если Мелиса и Руи услышат их…

Но было поздно.

– Моника, это кто? – сестра спросила одними губами, когда они зашли в комнату мамы, а Руи сурово оглядел присутствующих и ушел обратно к себе.

– Это органы опеки, – собрав все силы, выдохнула я. – Не волнуйся, они просто посмотреть. Они не имеют права сейчас забрать или отнять вас у меня.

Мелиса поникла. В ее серо-голубых глазах отразилась не только тревога. Она не могла себе даже представить пребывание в приюте. Подростки, выросшие без матери, ласки и должного внимания, как они отнесутся к моей сестре, которая осталась без матери?

Внутри всё сжалось от болезненного укола.

Мне нельзя допустить такое!

Я видела, как женщина вошла в комнату Руи и начала задавать вопросы. Злость черной лентой пробежалась по нервам. Я просила их не касаться и не трогать детей, но они действовали словно назло, делали наоборот, чтобы зацепить.

– Я же вас просила… – еле сдерживаясь, произнесла, шагнув за порог комнаты брата.

– Мы просто беседуем, – приторно улыбнулась вновь сотрудница опеки – не волнуйтесь!

Стиснув зубы, я наблюдала, как они, осмотревшись, попросили меня пройти на кухню, а Мелису и Руи побыть вместе в комнате.

Женщина оглядела меня участливо-доброжелательным взглядом.

– Мы должны будем сопоставить все факторы, влияющие на возможность оставить детей с вами и оформить опеку. Вам не стоит волноваться, – она улыбалась, а у меня будто лезвием проводило по сердцу раз за разом от ее показной вежливости.

– И какой фактор самый влияющий? – напряженно спросила я, заглядывая ей прямо в глаза.

– Я вижу, что у вас удовлетворительные условия проживания, – протянула она, игнорируя мою фразу. – Вопрос в финансовом обеспечении. Я знаю, что детям полагается пособие, потому как оба родителя умерли. Ваш доход и оба пособия суммируются, и после будет сделан вывод о том, сможете ли вы претендовать на оформление опекунства.

Мне хотелось начать ей хамить и выгнать этих самодовольных представителей опеки.

Через пятнадцать минут я осталась в кухне одна.

Дети так и не выходили из комнаты, и я не могла себя заставить пойти и поговорить с ними. Безысходность навалилась титаническим гнетом.

«Похоже, судьба решила вывалить на меня все испытания разом» – подумала я, и пройдя в комнату, легла на кровать.

От стрессовых переживаний провалилась в сон через две минуты.

* * *

– Мы только теряем время, – злится Матео, перекладывая кучу бумаг – документация магазина начинала его раздражать. Фальшивые документы по поставке огнестрельного оружия, часть отчетов по обороту – всё это валялось в разбросанном хаосе у него на столе.

– Не нервничай. На всё нужно время, —строго произнес Хесус, затягиваясь горьким дымом сигары. – Ведешь себя, как истеричка.

Матео лишь открыл рот, чтобы огрызнуться на жесткие слова, но проглотив обиду, сдержался. Его беспокоило состояние Моники. Зря он тогда настоял на близости. Теперь она будет шарахаться как от огня. Даже помощь с похоронами ее нисколько не ободрила.

Матео с трудом признавал поражение. Ему хотелось подойти и действовать грубыми методами, потому что терпение заканчивалось.

И еще этот Рауль–Диего выводил его из себя. Пару пуль в лоб – и заносчивого высокомерного главаря-миллиардера как не бывало!

Ведь он разбирался такими методами с другими недомерками. Почему же этого ублюдка нельзя просто убить, отвезти на заброшенное кладбище автомобилей и сжечь труп?!

Матео уже не нужен был канал сбыта, ему хотелось отомстить за циничные фразы, брошенные в