— Он ждет, когда я его позову. Катрин, Астор сильно страдает. Как мне кажется, искренне. Во всяком случае, выглядит он совершенно подавленным. Поэтому, прошу тебя, будь с ним помягче.

Катрин скептически нахмурилась и с подозрением посмотрела на друга. Должно быть, Астор в очередной раз сочинил сказочку, которую и поведал добродушному и честному Каспару. Лжец! И трус. Каспар тем временем подходил к двери. Обернувшись, юноша неожиданно произнес:

— Я видел твой камень характера. Он очень красивый.

Каспар вышел в коридор, оставив Катрин в полном недоумении. Неужели Астор действительно рассказал ему всю правду? И про камни, и про задание Вензеслоса Хофманна? Но как такое может быть? И почему он на это решился? Катрин больше уже не верила, что такой человек, как Астор, может раскаяться в своих поступках. Девушке казалось, что теперь она знает, какой Астор на самом деле. Он — лжец и обманщик, который использовал ее для достижения своих целей. Такой на что угодно пойдет, лишь бы получить то, что хочет.

Вынеся любимому приговор, Катрин в ту же минуту засомневалась. А, может, она не права и Астор был не тем, кем она подумала, а заботливым, внимательным и нежным, готовым ради нее на все, даже пойти против воли собственных родителей? Ведь столько времени он был именно таким. Разве может человек так бессовестно лгать и притворяться? Но тогда кто же он на самом деле, этот Астор Нойманн? Какой он?

Девушка не успела дать себе ответ, потому что в этот момент дверь в комнату распахнулась и появился Астор.

Юноша с трудом перешагнул порог комнаты Катрин. Девушка сидела за столом. Он ожидал увидеть в ее взгляде ненависть, но ее не было. Хотя в комнате было темно и он плохо видел ее лицо. Астор медленно приблизился к девушке.

— Кэт, прошу, выслушай меня!

В голосе Астора слышалась мольба. Катрин отвела взгляд. Ей было безразлично, куда смотреть. Лишь бы не на него.

— Уезжая в Лафар, я получил задание собрать редкие черты характера. Это секретная миссия, операция, которую господин Хофманн назвал «Хаос», сокращенно от «характерных особенностей».

Катрин продолжала смотреть в сторону. Астор не сказал ей ничего нового. Она уже и так это поняла. Разве что название задания, которое Астор назвал «операцией», ей было незнакомо.

— Я ничего не сказал тебе, потому что не хотел вмешивать в это дело. Прости. Думал, так будет лучше, — продолжал убеждать Астор.

— Ты лжешь, — стараясь скрыть раздражение ответила Катрин.

— Нет. Это правда. Я помню, что тебе не нравилась твоя работа в министерстве науки и культуры. Ты становилась грустной, мрачной и утешалась, поглощая чашками шоколад.

Катрин горько усмехнулась. Услышав сорвавшийся с ее губ смешок, юноша поспешил продолжить:

— Сейчас я понимаю, мне нужно было все рассказать тебе, но тогда...

Напускное спокойствие Астора исчезло. В его голосе теперь явственно слышалась боль. Он продолжал:

— Поверь, я не хотел лишать Флоренс ее доминирующей черты. Это произошло случайно. Она взяла прибор, который я забыл на столе.

— Ален тоже случайно им воспользовался? — перебила его Катрин.

Астор замер. Его красивое лицо исказилось, челюсти плотно сжались. С трудом, явно превозмогая себя, юноша произнес:

— Это сделал я. Пойми, я не мог позволить ему встать между нами. Ведь то чувство, которое я испытываю к тебе.

Астор осекся, видя, что Катрин не смотрит на него.

— Уходи, — с трудом, превозмогая душевную боль, прошептала девушка.

— Катрин.

— Убирайся, Астор! Я не хочу тебя видеть! — ее голос звенел от обиды. В глазах появились слезы.

— Я прошу.

Катрин чувствовала, как по ее щекам текут слезы. Она была настолько разочарована, ей было так больно, что она с трудом терпела присутствие юноши. И тут Астор опустился перед ней на колени. Это было так неожиданно, что Катрин на секунду перестала плакать. Глухой и хриплый, голос, в котором с трудом можно было угадать привычные интонации, произнес:

— Я никогда не спрашивал тебя о моей доминирующей черте характера. Скажи, это трусость?

Катрин моргнула. Слезинки сбежали по щекам. На полу, рядом с Астором на коленях стояла гордыня. Манжеты на рубашке, в которую была одета главная черта характера юноши, казались рваными и грязными. Ботинки были в пыли. За ее спиной возвышался еще один неясный силуэт.

— Нет. Г ордыня, — ответила девушка.

Астор кивнул и еще ниже опустил голову. Его плечи вздрагивали. Неужели он плачет?

— Прости меня! Я поступил подло. Испугался, что Ален уведет тебя у меня. Глупая, отвратительная ревность... Чтобы ты знала, насколько низко я пал, скажу, что, лишая Алена благородства, я не испытывал ни сожаления, ни раскаяния.

Обвиняя себя, Астор, казалось, уже не рассчитывал на прощение. Но ненависть к себе и раскаяние не позволяли ему остановиться на полпути, он продолжал говорить:

— Когда ты развязала мешочек, я по глазам понял, что ты догадалась, кому принадлежат морганит и алмаз. Знал, что ты осудишь меня. И я испугался. Я трус, Катрин! Трус, погрязший в предрассудках и страхах. Человек, который печется только о том, что о нем подумают окружающие.

Катрин не видела лица Астора, но была уверена, что он плачет. Само по себе это было невероятно. Его следующие слова были сказаны шёпотом, так тихо, что она с трудом разобрала их:

— Я люблю тебя, Кэт. Я верну то, что забрал у тебя и других. Прошу, прости меня.

Катрин знала, что Астору стоило огромных усилий сделать это признание. Он ломал себя, стоя перед ней на коленях. Юноша страдал так сильно, что она физически ощущала это. Гордыня поблекла, стала прозрачной. Она исчезала, уступая место другой черте характера, какой именно, Катрин пока понять не могла. Она никогда еще не видела ничего подобного. Слезы, которые уже успели высохнуть, снова потекли из ее глаз.

— Встань, — прошептала девушка.

— Я не уйду, — ответил Астор. — Не уйду, пока ты не простишь меня.

Катрин вытерла слезы. Астор забрал у нее главную черту характера, но любовь к нему по-прежнему жила у нее в сердце. Прогнать его сейчас, значит, растоптать его душу. Девушка не могла так поступить. Ведь это убило бы ее саму.

— Я прощаю тебя, — сказанные ею слова были искренними. Они шли от сердца.

Астор поднял голову и увидел протянутые к нему руки. Он вскочил и бросился к девушке. Их объятия были жаркими, а губы солеными от пролитых слез. Астор так крепко обнимал Катрин, что ей было больно, но она молчала, не желая, чтобы он отпускал ее. Поцелуи становились все более страстными. Губы Астора покрывали поцелуями ее шею, опускаясь к груди. Катрин задыхалась. Ее голова кружилась. Словно издалека она услышала его голос:

— Прогони меня, Кэт. Сделай это прямо сейчас. Сам я не смогу уйти.