Мужчина захотел вскочить, но вместо этого только кулем перевернулся на бок.

– Вот они, – ткнул он себя в застиранную рубаху огромным кулаком. – Я! Я ей и мать, и отец, и братик любименький! Я ее и похоронил… вчера… сегодня… Господа, чего прицепились? Все равно уже на похороны опоздали, нет ее!

– Тогда давайте с вами побеседуем. Мне нужно вам парочку вопросов задать, – деловито начал Дуся.

– А иди ты со своими вопросами! – бесцеремонно прервал его мужчина. – Задать ему нужно! Мне вот нужно парочку бутылок из будки вытянуть, а эта стерва… от-дай! Сволочуга, отдай алкоголь! Тебе все равно нельзя! Ты ж мать кормящая!

– А может быть, ее покормить? – предложила Олимпиада Петровна.

– Хрен ей с повидлом! – обозлился хозяин. – Я ее и так каждый раз кормлю! Как вот только встаю – кормлю. Я ж пьяный ни фига не помню, а ее каждый раз кормлю, могу на день двенадцать раз покормить! Сегодня семь раз кормил: видите, семь тарелок уже стоит! Каждый вечер себе и ей готовлю целую кастрюлю – она все сжирает. Это меня Диночка, сестричка моя приучила – каждый раз готовить себе и псине. «Ты, – говорила она, – сам можешь не есть, а Пальму обязан кормить, она себя прокормить не может. А если ты животных мучаешь, значит, ты сам не человек!» Во! Видали, какая она у меня философка!

– Это замечательно! – сложила ручки под грудью Олимпиада Петровна. – Замечательно, что у вас было такое взаимопонимание! Вы ведь старший, да? А вот ведь слушались девчонку! Замечательно!

Мужчина звучно поскреб спину.

– Я мог бы и не слушать. Ага, мог бы и не варить собаке-то. А только тогда бы меня Динка-то совсем бы на улицу выкинула. У нас ведь как вышло? Матушка, царствие ей небесное, пила ж, как холера. Ну и однажды, с большого перепою, собралась да и померла. А нам с Динкой, стало быть, квартира ее досталась. А я как раз уже четвертый год женатым случился. И жил в общаге с семьей-то. А Ленка моя, жена, и говорит: «Давайте, мол, делить квартиру по-честному! Мы, стало быть, переедем в эту квартиру и маму мою возьмем, а в мамины хоромы Диночку впишем». Вот и вписали мы Диночку в эти самые тещины хоромы!

Хором нигде не было. Стояла только полуразвалившаяся избушка, но мужчина упрямо тыкал пальцем именно в нее.

– Чего головами-то вертите? Вот это хоромы и есть, – рыкнул он. – Динка-то не стала противиться, переехала, побелила, покрасила… ставни даже разрисовала, видели?

– Видели, только почему лица человеческие, а внизу жирафы? – фыркнул Дуся.

– Жирафы? Так это я пририсовал! Вот ничего не могу понять – люблю жирафов, просто сил нет! Ну и когда меня жена с тещей из квартиры-то турнули…

– Так вас турнули? – уточнил Дуся.

– Ну конечно!

Молодой мужик, видно, вспомнил что-то недоброе, потому что обнял собачью будку, захлюпал носом и стал рассказывать.

– Моя Ленка, стерва худоногая, как только с матерью воссоединилась, так я автоматически лишним оказался, ну они там чего-то намудрили, короче, не стал я унижаться, покинул их. А сам к Динке перебрался. Ну и как только увидел, что она ставни рожицами испохабила, так сразу положение исправил – пририсовал тело от жирафа. Жирафы – это же… Вы вот помните, какой им гимн написали: «Жираф большой, ему видней»?!

– Это мы помним, вы про сестру расскажите – от чего она погибла? – терял терпение Дуся.

– Сказать, от чего погибла? А не скажу! – ворочался возле будки братец несчастной.

– Скажите, – попросил Евдоким. – Маменька вам за бутылкой сбегает.

Такого от сына матушка не ожидала. Не девочка она – за бутылками бегать!

– Нет, я лучше в будку слажу, к собаке. Пусть кусает, всю не съест! – храбро выгнула она грудь подушкой.

– И не просите, все равно не скажу! – забегал хозяин собаки по двору. – Потому что ересь! Нет, ну надо же выдумать, что наша Динка наркотиками пользовалась! Ни в жисть не поверю! А они мне – передозировка! Откуда?! Кто на нее тратиться будет? Это ж деньги стоит! Да и не станет Динка, ни за какие деньги!

Мужчина вдруг остановился, проморгался, а потом подлетел к самому Дусиному носу и тяжело зашипел:

– Я знаю, это Ленка моя, кукуруза кислая! Это она! Решила и этот дом к рукам прибрать! Сначала Динку на тот свет отправила, а потом за меня примется, чтобы эта усадьба ей досталась!

– Какая, простите, усадьба? У вас еще и усадьба имеется? – завертела головой Олимпиада Петровна.

– А как же! Вот же она! А хотите, я вам ее продам? – вдруг ляпнул хозяин. – Возьму недорого. Промежду прочим, здесь скоро район сносить будут, всем новые квартиры обещают. И вы получите, если купите, конечно. Я бы на вашем месте взял. Просто-таки схватил!

– Так-так-так, а за сколько продаете? – оживилась Олимпиада Петровна.

– Нет, я так не могу работать! – взбрыкнул Дуся. – Маменька! Лезьте к собаке в будку, вы обещали водку достать! А вы, товарищ, вспомните – не приходила ли к вашей сестре в последнее время некая Радько Ирина Алексеевна?

– Ирина Алексеевна? Нет, не приходила. Ирка Радько была, а Ирина Алексеевна…

– Вот-вот, Ирка! Значит, приходила? Когда она в последний раз была? – загорелись глаза у Дуси.

Мужик важно нахмурил лоб и поскреб грязные патлы. Ему жутко нравилось, что вот эти приличные господа так возле него крутятся. А вон та толстая баба даже в будку ради него готова! Пусть попробует! Ха! Пальма ей точно нос откусит!

– Когда Ирка была? – изо всех сил пыжился он. – Недавно… только я ж ить не вспомню! А нет, вспомню! После ее сразу же моя отрыжка появилась! Значит, дело двадцать пятого было!

– Дуся! Спроси у господина! Почему у него отрыжка строго в определенные числа появляется?! – гудел откуда-то голос Олимпиады Петровны.

Мужчины оглянулись. Из будки, точно подушка безопасности, торчал зад почтенной дамы, передняя часть скрылась в недрах собачьего дома, а сама псина постыдно покинула детей и теперь хоронилась за забором.

– Спроси! – продолжала трубить дама. – У меня ежли отрыжка появляется, так никогда не угадаешь…

– Она вам не отрыжка! – дернул щетинистым подбородком мужчина. – Это я так нежно жену Ленку прозываю! Она ко мне в аккурат двадцать пятого за алиментами является! А дитёв у нас с ней и нет, так берет, на свое проживание! А я все равно даю – пусть подавится!

В это время перед мужчинами появилась дама, сверкая двумя бутылками в руках.

– Маменька! А как же собака?..

– Так я ей кость бросила, она и кинулась к забору. Тут я калиточку и прикрыла. А потом снова запустила. Чего ж, господин хороший, собачка у вас не на цепи?

– Нельзя ей на цепь! Беременная она была! – кинулся в объяснения «господин».

Дуся от посторонних разговоров просто зубами заскрипел:

– Маменька! Чего это ты рано из будки вернулась? Прямо всю беседу мне наперекосяк! А вы не отвлекайтесь, господин… как вас по батюшке?