– Попов Иван, – вытянулся струной брат Дины, не сводя глаз с бутылок. – Пройдемте в дом, пожалуйста.

– Да уж какой там дом, – отмахнулся Дуся. – Тут договорим. Значит, двадцать пятого… не коситесь на бутылки, пока не расскажете, все равно не отдадим. Значит, двадцать пятого к вам приходила Ирина Радько?

– Нет, она не к нам приходила, а к Динке. Меня она и вовсе не хотела видеть, не знала, что я теперь вместе с сестрицей проживаю. Прямо как меня увидела, так вся перекосилась, утащила Динку в кухню и давай напевать: «Ты этого сплавь куда-нибудь. Большие дела намечаются. Мы с тобой будем или богатые, или горбатые! Только учти – если кто прознает, нам тошно придется. Так что убери это позорище!» Это она про меня так – позорищем-то. А я до этого-то ухом подслушивал, а как про позорище услыхал!.. Короче, я такой нервный стал, но все равно ничего не услышал – Динка меня за шиворот вытолкала. О чем они там говорили, я не знаю. Нет, ну я, конечно, не будь дурак, к другой стене ухом приклался, так тут как назло моя гангрена! Супружница за алиментами, я ж говорю! Вот и прослушал все самое интересное. А Ирку я больше и не видел. Только в этот же вечер ночью Динки не оказалось.

– Как это? – почему-то шепотом спросил Дуся.

– А так! Не оказалось!

– Ну, мало ли, – фыркнула Олимпиада Петровна. – Побежала к дружку, дело молодое.

Попов обиженно дернулся.

– Никакое не молодое! Не было у ее дружков. И подружек не было, только эта Ирка с малолетства. Всегда Динка дома была. А тут… Она, главное, на ночь никогда не закрывается, а тут закрылась. Я стучал-стучал…

– Зачем стучали-то? – спросила Олимпиада Петровна.

– Так деньги ж все своей анафеме отдал, хотел бутылочку с горя приголубить, вот и пришел за деньгами-то, а Динка не открывает. А вернулась поздно, уже и светать начало. Да видать, не одна, потому что кого-то в окно запускала. И все равно дверь не открыла. Я хотел было скандалец произвесть, а она вышла ко мне и так сердито: «Будешь шуметь – милицию вызову, а ты без прописки!» Я и обиделся, но шуметь не стал – думал, подожду до утра, все равно сейчас магазины закрыты, а потом она мне всяко-разно деньги даст. Ну и какой резон мне буянить? А утром я проспал. Только глаза продрал, а ее уже и нет. Никого нет – двери нараспашку. Долго ждал. А ее все нет и нет. Пришлось у соседа Витьки денег занять. Занял, и так благостно на душе стало, взял и уснул. Проснулся уже ночью. Слышу – вроде Пальма наша воет. А я люблю Пальму. Вот жирафов люблю и Пальму. Видать, папуасом был в детстве.

– Ну и чего Пальма-то выла? – напомнил Дуся.

– Так а чего ж не выть? Я увидал и рядышком выть уселся. Сидит во дворе Динка вся какая-то вареная. На сырой земле. Прям как тряпичная кукла! Я хотел было ее вразумить, дескать, негоже так девушке-то. По щеке ее шлепнул, а она раз – и повалилась. Я, конечно, пытался ее в чувство привести, да не получилось! Ну, конечно, повыл маленько, поматерился да побежал к соседям «Скорую» вызывать. А потом уже «Скорая» сама вызвала милицию. И что вы думаете?

– Что? – в один голос спросили Филины.

– А то! Мертвая моя сестричка оказалась. Сказали – передозировка, – скривился Попов, а потом вдруг тоненько по-бабьи завыл. – О-о-о-й, и на кого ты меня горемычного оставила-а-а? И кто меня теперь пестовать-баловать буде-е-ет?.. Ты, мужик, наливай водку-то, видишь же – я уже поминаю!

– Да погоди ты поминать, Ирина больше не появлялась? – цыкнул на него Евдоким.

– Да при чем здесь Ирина-то?! Я, значит, как дурак, им тут про сестру свою бедняжку излагаю, а им только Ирку подавай! – рассердился Попов. – Не было ее! И чего ей делать-то здесь, Динка-то померла же! Нет, ну ничего не соображают.

Он хотел было выразиться крепче, но заветные бутылки все еще находились в руках гостей, и приходилось проявлять воспитание.

– А, простите, еще такой моментик… – встряла в разговор Олимпиада Петровна. – А Ирина к Дине приходила одна или с ребенком?

– С каким еще ребенком? – вытаращился Попов. – Никаких ребенков не было! Одна она была. Эх, черт, и чего она не мне это дело стоящее предложила? Вы вот когда ее встретите, непременно скажите, что, дескать, я готов принять ее условия. Пусть смело ко мне приходит и предлагает… чего она там Динке говорила.

Филины только покачали головой. Им лишь бы встретить эту Ирину, уж они бы нашли что сказать. Но отчего-то уверенности в том, что та еще жива, почти не было.

– Ну спасибо вам за содержательную беседу… Маменька, отдай человеку бутылки, пошли мы.

Получив вожделенные поллитрушки, Попов забыл про всех гостей и вприпрыжку побежал в дом.

Филины быстро двигались к остановке. И у матери, и у сына на душе разливалась грязная черная лужа страха.

– Вот что, Дусик, – заговорила Олимпиада Петровна, когда они уже тряслись в автобусе к дому. – Завтра же покупаю путевку… в Венецию, и уезжаем на двадцать один день. Ты знаешь, я поняла, криминал – это не мое призвание. Я сама шприцев боюсь и тебя не пущу! Я тебя даже в детстве только травками лечила. А тут на тебе – передозировки! Да и Душеньку с собой заберем.

– Ма-а-ам, – уныло мычал сынок. – Но ты же говорила, что у нас денег нет.

– Ну и говорила! Ну и нет! Так я ж машину продала! Ну которая тебе по наследству перешла, джип или что там? Немного, конечно, себе на косметику потратила, а остальные-то!

– Ха! Интересно, как же ты продала? Он же на меня был оформлен? – вытаращился Дуся.

– Ой, ты все еще младенец! – затараторила Олимпиада Петровна. – Помнишь, у тети Александры муж гаишником работал? Вредный такой был, зараза. Про него еще загадку сочинили: две руки, две ноги, а посредине сволочь? Вот он! Замечательный человек! Так проникся… Правда, пришлось ему тридцать процентов от сделки отстегнуть, но зато быстро, надежно и тебе никаких хлопот.

– Чего уж ты… я б похлопотал…

– Вот и похлопочи! Сейчас самое время! Завтра поедешь путевки оформлять, а то все я да я!

Однако до путевок дело так и не дошло. Вечером Дусе позвонили, и голос главврача захлебнулся в трубке негодованием:

– Евдоким Петрович! Как вас прикажете понимать?! Это что же за произвол?! Вы что себе позволяете? Почему опять себе отпуск устроили?! Еще одно наследство собираетесь получить?! Никакой дисциплины! Разгильдяй!

– Почему это? – обиделся Дуся. – Какой же я разгильдяй, если у меня важное дело? Я, между прочим, по вашей халатности потерял ребенка с супругой! Вот найду их и с чистой совестью вернусь к носилкам.

– Никуда ваша супруга не подевалась! Ее недавно видела наша медсестра Татьяна! А вы там наверняка с молодой матерью отцовством наслаждаетесь? Я все могу понять! Но вы хоть бы носилки купили! Пять штук.

– Подождите… кто видел? Ирину Радько кто-то видел? – не поверил Дуся. – Она что, в роддом приходила?

– Знаете ли, батенька, чтобы прийти в роддом, надо переждать как минимум девять месяцев!