– Что это?

– Специальное приспособление, чтобы подвешивать животных. На эту штуку можно подвесить целого оленя, а ноги будут свисать по обе стороны…

– Целого оленя? Зачем?

– Чтобы потом, до того как начнёт портиться, зажарить и съесть. – Пигрин на мгновение задумался. – Или, возможно, его подвешивали вверх ногами, предварительно связав… Не знаю точно: это было ещё до меня, но внизу определённо стояло цинковое корыто, чтобы собирать кровь…

– Какой ужас!

Пигрин пожал плечами.

– Они и были ужасными.

Арриэтта содрогнулась и перевела взгляд на ряды заплесневелых рогов – похоже, на них вешали другую дичь. С отвращением отвернувшись, она принялась рассматривать сваленные как попало вещи. Чего здесь только не было: сломанные садовые стулья, кухонные столы в пятнах, наполовину использованные банки с краской или растворителем, старая кухонная плита без одной ножки и слегка завалившаяся набок, старинные каменные ёмкости для горячей воды, две заляпанные краской стремянки – одна высокая, другая пониже, – верхняя часть напольных часов, разнообразные мешки (кажется, с какими-то инструментами), помятые жестяные банки, картонные коробки…

– Сколько здесь хлама! – ужаснулась Арриэтта.

– Это полезный хлам, – возразил Пигрин.

Арриэтта кивнула: для её отца эта свалка стала бы золотой жилой.

– Этими красками ты пишешь свои картины?

– Нет, что ты! – усмехнулся Пигрин. – Здесь гостил паренёк-художник, и после его отъезда осталось много не до конца использованных тюбиков с краской и вполне приличный рулон холста.

Немного помолчав, он добавил:

– Пожалуй, нам пора: ты обещала родителям скоро вернуться…

Они выскользнули из комнаты, и, снова оказавшись в коридоре, Пигрин стал рассказывать, куда какие двери ведут:

– Эту, справа в конце, раньше называли «вход для торговцев». Именно ею теперь пользуются Уитлейсы. Парадную дверь почти никогда не открывают. Та, что рядом с лестницей, ведёт в комнату для слуг, которую Уитлейсы используют как гостиную. За следующей дверью была буфетная, а та, что за ней, ведёт в погреб. Старая кухня вот за этой дверью, напротив кладовой для дичи.

Арриэтта заметила, что эта дверь приоткрыта, сразу, когда ещё в первый раз увидела её.

– Что, если они её закроют? То есть захочешь ты, к примеру, пройти в кладовку через старую кухню, а дверь закрыта…

Чуть подумав, Пигрин ответил:

– Да это не имеет значения. Посмотри, как потрескались и истёрлись эти камни. Представляешь, сколько лет из кухни в кладовую и обратно по ним ходили кухарки и судомойки? Панельный просто взял и вытащил отколовшийся кусок камня из-под двери, так что, даже если дверь закроют, можно под ней проползти, хотя это не всегда удобно: всё зависит от того, что несёшь…

Арриэтта посмотрела вниз и увидела ту впадину в полу, где раньше был отколовшийся камень.

Они вошли в кухню, почти такую же тёмную и мрачную, как та жуткая кладовая, поскольку свет сюда проникал лишь через высокое узкое окно, расположенное под самым потолком на дальней стене. Каменный пол кое-где был залатан тусклым цементом. Сразу с порога Арриэтта увидела большую чёрную печь, не такую древнюю, как та, без ножки, и выложенную блестящей керамической плиткой. Рядом стоял грубо сколоченный столик с глиняным горшком, из которого торчали деревянные ложки. На плите возвышалась большая медная кастрюля, тоже отполированная до зеркального блеска. Из-под её крышки вырывалась тонкая струйка пара, наполняя помещение ароматом крепкого бульона.

– По кухне лучше ходить вдоль стены, – посоветовал Пигрин. – Но так как здесь сейчас никого нет, а тебя, вероятно, ждут родители, может, пройдём по открытому пространству?

Арриэтта окинула взглядом каменный пол, где, как сразу поняла, не было ни одного укрытия, и на противоположной стене заметила очертания ещё одной двери.

– Если ты уверен, что это безопасно… – не очень твёрдо согласилась Арриэтта, так как помнила, что Пигрин быстро ходить не может.

– Думаю, разок можно рискнуть: путь будет значительно короче…

Путь всё равно оказался неблизким, и Арриэтте пришлось бороться с почти инстинктивным желанием побежать, но она шла в ногу с Пигрином. Никогда в жизни она не чувствовала себя настолько беззащитной, как во время этого перехода через просторную пустую кухню, которой никто не пользовался, где лишь печка и деревянный столик были оазисом тепла.

Наконец они приблизились к дальней двери, и Арриэтта сумела рассмотреть остатки обивки и обрывки ткани. Зелёное сукно? Да, дверь действительно обита зелёным сукном: точно такая же была, как она помнила, в Фэрбанксе. Ага, вот и потемневшие от времени медные гвозди, которыми крепили мягкую обивку. «Интересно, зачем во всех старых домах делают такие двери? – подумала Арриэтта. – Чтобы избавиться от шума и запахов кухни?» Сукно на этой двери было так побито молью, что ткань свисала рваными лоскутами. С близкого расстояния стало также заметно, что дверь слегка покачивается от ветра.

Вдруг Арриэтта резко остановилась и схватила Пигрина за руку. Где-то позади них раздался звук ключа, который вставили в замочную скважину. Пигрин тоже его услышал.

Оба замерли и затаили дыхание. До них донеслись приглушённые голоса, хлопнула дальняя дверь, и гулким эхом отозвались в выложенном камнем коридоре шаги. Потом открылась другая дверь, и шаги смолкли.

– Всё в порядке, – выдохнул Пигрин, – они ушли в пристройку. Идём! Нам лучше поспешить…

Они сделали не больше трёх шагов и снова замерли, на сей раз услышав приближающийся стук каблуков и женский голос:

– Пойду взгляну, как там мясо.

Шаги слышались совсем близко, и Пигрин, рухнув на пол словно подкошенный, потянул за собой Арриэтту.

– Замри! Ни звука!

Они оба распластались на полу, сердце у Арриэтты, казалось, выскочит из груди, когда деревянная дверь кухни открылась. Шаги замерли. Их что, увидели?

Прошло несколько мгновений полнейшей тишины, потом шаги начали осторожно приближаться к ним. Арриэтта лежала, застыв от ужаса, но тут в её голове пронеслась мысль: если миссис Уитлейс и увидела что-то на полу, то при столь тусклом освещении и с такого расстояния вряд ли поняла, что именно…

И в эту секунду со стороны печки донеслось шипение, потом раздался звук плевка, грохот крышки и едкий запах горящего жира. Лёжа на полу, ничего не видя и не имея возможности даже просто повернуть голову, Арриэтта услышала, как что-то тяжёлое короткими рывками передвигают по шершавой поверхности. Потом раздался пронзительный крик боли. Шипение мгновенно прекратилось, и до Арриэтты донеслись сначала слабые всхлипывания, а потом торопливо удалявшиеся в сторону коридора шаги.

Пигрин вскочил на ноги куда проворнее, чем могла от него ожидать Арриэтта, схватил её за руку и рывком поднял с пола.