– Бежим! Быстрее!

Добывайки добрались до двери с клочьями зелёного сукна: та как-то пьяно качнулась от легкого прикосновения Пигрина – и в следующее мгновение уже оказались в залитом солнцем длинном главном холле.

Арриэтта, очень бледная, прислонилась к косяку двери с внешней стороны, не в силах унять дрожь.

– Прости, это я виноват: нам следовало идти вдоль стен… – сказал Пигрин.

– А что случилось-то? – еле слышно спросила Арриэтта.

– Миссис У. обожглась. Или обварилась. Или что-то ещё в этом роде. Нам теперь ничто не угрожает. Уитлейс займётся её рукой, так что никто сюда не придёт… по крайней мере сейчас…

Подхватив Арриэтту под локоть, Пигрин, всё ещё очень огорчённый, пересёк холл и у подножия большой лестницы остановился.

– Гостиная там, наверху. Они обычно называют её салоном. Там есть и другие комнаты, и в некоторые можно попасть через окно, вскарабкавшись по плющу…

Но Арриэтта никак не отреагировала на его слова, уставившись невидящим взором куда-то в пространство. Ей до сих пор мерещился противный запах подгоревшего тушёного мяса. Да, именно для этого, видимо, и нужна обитая сукном дверь: чтобы подобные запахи не попадали в дом.

– Вот это парадная дверь, – продолжил знакомить Арриэтту с домом Пигрин. – Ты, вероятно, видела её снаружи. А вон там, на подоконнике, телефон. Тут всегда лежат блокнот и карандаш. Бумагу я добываю здесь, иногда беру и огрызок карандаша.

Арриэтта обернулась, и он увидел в её глазах страх.

– Что, если он сейчас зазвонит?

– Они к нему не успеют подойти – мы убежим, – сказал Пигрин. – Идём дальше?

Все двери, мимо которых они проходили, были заперты, и он называл, какие комнаты за ними: столовая, оружейная, курительная…

– А что это за открытая дверь в конце?

– Я уверен, что ты и сама знаешь!

– Откуда?

– Это библиотека.

С лица Арриэтты вмиг исчезло выражение сомнамбулы, и с облегчением она спросила:

– То есть мы сделали круг?

– Да, именно так. И теперь ты знаешь, как твой отец может попасть в кладовку, не выходя на улицу.

– Нет, я этого не вынесу, – покачала головой Арриэтта, когда они подошли к открытой двери. – Мне нестерпима сама мысль, что мой отец пойдёт по этому ужасному открытому полу, где нет никаких укрытий…

– Это вполне можно сделать по ночам, когда Уитлейсы спокойно спят у себя наверху. Я именно так всегда и поступаю. Если они поднялись наверх, значит, больше не спустятся: к вечеру они буквально валятся с ног от усталости.

Оказавшись в библиотеке, Арриэтта наконец расслабилась. Как странно смотреть на комнату с другого конца! Через стеклянные двери был виден кусочек оранжереи и сад за ней. Арриэтта мысленно отметила для себя эту опасную зону: не следует выходить на открытый участок, который хорошо просматривается из библиотеки.

Она на мгновение задержалась, чтобы снаружи рассмотреть сиденье у среднего окна. Вот оно, их будущее жилище! Интересно, а родители уже внутри или Под всё ещё осваивает механизм подъёма и опускания решётки? Пигрин, стоявший у камина, угадал её мысли.

– Их там нет. Видишь – свободная плитка на месте. А твой отец – опытный добывайка – никогда не оставил бы решётку открытой. Они, должно быть, в оранжерее…

Когда они вошли в стеклянные двери, Арриэтта заметила, что все отбитые куски плитки аккуратно уложены на свои места. Мать стояла возле печки и держала крошечную пепельницу так, словно это был настоящий поднос.

– А, вот и вы наконец! – обрадовалась Хомили. – Как же долго вас не было! Здесь вот немного еды: я как раз собиралась её убрать. Твой отец строго-настрого приказал ничего после себя не оставлять…

– А где он сам? – спросила Арриэтта.

Хомили кивнула в сторону сада:

– Там. Немного волнуется из-за Спиллера…

– Значит, он ещё не вернулся?

– Нет, – со вздохом сказала мать.

– Вот те на… – Арриэтта повернулась к Пигрину, но того уже не было рядом: хромая, он шёл к двери, которая вела в холл. – О, Пигрин! Куда ты уходишь? Вернись!

Она поняла, что крикнула слишком громко, и тут же прижала руку к губам.

Пигрин обернулся и посмотрел на неё, почти смущённо, затем перевёл взгляд на Хомили и как-то виновато произнёс:

– Я вернусь, попозже…

Так вот в чём дело, сообразила Арриэтта. В эту минуту ему тяжело было видеть её родителей, потому что подверг огромному риску их драгоценное дитя, и Арриэтта понимала, что он остро осознавал это, поэтому молча смотрела ему вслед. Она успокоит его позже.

Хомили между тем продолжала говорить:

– Если что-нибудь случилось со Спиллером или баркой…

– Пойду поговорю с папой, – прервала её Арриэтта.

– Смотри не пропадай надолго! – крикнула ей вслед Хомили, когда Арриэтта направилась к дыре под дверью.

Отец, совершенно спокойный, стоял на тропинке, и Арриэтта, выбравшись из сорняков, негромко окликнула его.

Не оборачиваясь, Под сказал:

– Вот смотрю на луну. Ты когда-нибудь видела такую луну? И ни одного облачка на небе! Мы даром теряем время… Какая жалость…

Арриэтта действительно никогда не видела такой луны. На улице был ещё день, и бледный диск, похожий на теннисный мяч-привидение, висел на небе, с которого медленно сходил цвет.

– Нам никогда не дождаться лучшей луны, – не унимался Под. – Это прямо как по заказу. Дойти по лужайке до берега… Сгрузить все вещи… Светло будет как днём. И дождя нет. Назавтра погода может измениться.

– У Пигрина есть тележка, – помолчав, сказала Арриэтта.

– Это хорошо, – кивнул Под, – но тележка не даёт света. А нам нужен именно свет. Где же Спиллер?

Арриэтта резко дернула отца за рукав.

– Смотри! Ведь это он, верно? Сюда идёт…

И в самом деле это был Спиллер: выходил из-за угла дома и тащил за собой свою мыльницу! Под, словно превратившись в камень, молча ждал, когда он подойдёт. Облегчение, которое испытывал отец, поняла Арриэтта, было слишком велико, чтобы выразить его словами.

– А, вот и ты! – намеренно сдержанно произнёс Под, когда Спиллер подошёл к ним. – Что там у тебя?

– Ваши инструменты, а ещё новый колчан – я сделал.

Колчаны Спиллер всегда делал из коротких кусков полого камыша, который в изобилии рос на заболоченном участке рядом с озером.

– Ты что, спускался к барке? – изумился Под.