впишусь в него. Здесь мое стремление к цели останется при мне, но я смогу жить более беззаботно, как Айдан. А потом, к собственному удивлению, мы стали другими. Обосновавшись здесь, мы впервые увидели друг друга вне связи с работой. Айдан с головой ушел в учебу, возможно, так ему было легче не думать о том, к чему логически должны прийти наши отношения. И он от этой логики всячески уклонялся.

Может, вся эта авантюра на свежем воздухе пришлась мне по душе, потому что меня всегда куда-то выпихивали, посылали в лагеря, записывали в какие-то кружки – только бы я не пошла по стопам моего брата. Может быть, все сложилось именно так, потому что родители боялись: если я остановлюсь, со мной случится что-то ужасное. Есть некая извилистая червоточина, которая обязательно начнет меня пожирать, если я застыну на месте. И тогда я точно паду жертвой обстоятельств, от меня не зависящих.

Кстати, Труэтты сюда перебрались одними из первых. Может, это сказалось на их видении общей картины – кто-то все время приезжает, меняются правила, меняется их роль в жизни общины.

Многие из нас пересекались на работе в Холлоуз Эдж. Не только Брэндон и я, в приемной комиссии, и Руби, тогда еще студентка. В медицинском центре работала Тина, братья Сиверы на факультете почвоведения и в службе безопасности. Пол Уэллмен занимался связями с выпускниками. Шарлотта – юрисконсульт. Тейт подрабатывала тренером по лакроссу.

Наверное, поэтому наш квартал иногда напоминал общежитие. Он словно был продолжением колледжа – по месту и по возрасту. Нас устраивала эта уникальная структура частного специального образования.

Всех, кроме Труэттов.

Они регулярно на что-то жаловались (ночные посиделки на участках, фейерверки в канун Нового года, оставленный дольше положенного мусор), поэтому враждебность к ним только росла. Зачем они вообще здесь живут? К бассейну на выходных никогда не выходят. Никогда не появляются на общих тусовках. Никогда не ходят босиком от края дороги, через рощицу и прямиком в воду.

В принципе, берег для купания не предназначен, но мы все ходим сюда плавать. У нас есть свой заливчик, никаких подводных течений здесь нет. Этот укромный уголок принадлежит только нам – еще одна наша маленькая общая тайна.

Правда, последние месяцы стояла засуха, и шарм немного сдал позиции. Вода отступила, обнажив корни, ил, просто грязь и мусор. Покатавшись на лодках, люди привозили объедки и оставляли на берегу, а вода их смывала, они прилипали к подгнившим бревнам. Из-под них виднелись человеческие тайны. Иногда по вечерам тут шуршали крысы.

Временами мне казалось, что виной всему этому – Брэндон и Фиона Труэтты. Это из-за них здешняя красота увядает. Картинка, нарисованная нашим воображением, подгнила, и теперь это гниение не остановишь.

Руби вышла на улицу.

Она стояла на углу, перед домом Сиверов. В эту секунду ее отделяло шесть футов от Мака, который шел по дорожке от своего дома, покачиваясь на пятках и уперев руки в бедра.

Пять футов, он уже совсем рядом.

Я нажала на тормоз и съехала на обочину. Руби стояла ко мне спиной, она что-то сказала Маку, и он улыбнулся в ответ. Когда он увидел меня, выражение его лица не изменилось.

Я опустила окно.

– Что задумали? – поинтересовалась я.

Руби быстро обернулась, хлестнув хвостиком.

– А что задумала ты? Я проснулась, а тебя нет.

– Надо было кое-что прихватить с работы, – объяснила я, и Руби едва заметно нахмурилась. Я повернулась к Маку: – В кампусе встретила Престона. Подумала, может, и ты утром работаешь.

Не вынимая рук из карманов, он покачал головой.

– Эээ, нет. Мне на этой неделе там делать нечего. Половина сотрудников все равно в отпуске.

Я перевела взгляд на Руби, которая наигранно потянулась, наклонилась в сторону, уперев руки в бедра.

– Ну, я на пробежке, – сказала она. – Готовлюсь к ней. Только об этом и думаю.

Она засмеялась, и Мак засмеялся в ответ.

– Если минутку подождешь, я с тобой.

Вообще-то жарко, да и голова тяжеловата после вчерашнего. А Руби, похоже, с похмельем полностью справилась.

– Нет, – возразила она. – Лучше я буду позориться в одиночку. А ты насладись тишиной и покоем, Харпер!

И она тронулась в путь, медленно, но вполне уверенно. Я следила за ней в зеркальце заднего вида, пока она не исчезла. Мак тоже смотрел ей вслед.

– Что она хотела? – спросила я.

– Наверное, просто поздороваться. – Он почесал щеку, заросшую щетиной. – Что же мне теперь, прятаться от нее? Сама знаешь, какая она. Умеет настоять на своем.

Да, это нам обоим известно.

– Поздороваться? – переспросила я, высунувшись из окна, нагретая солнцем ручка дверцы меня едва не обожгла. – Это все?

– Харпер, не начинай, – сказал он, быстро огляделся и подошел к моему окошку. Наклонился, положил на раму загорелую руку рядом с моей, другой рукой поправил мне волосы за ухом. – Между прочим, это ты меня вечером выгнала.

Я оттолкнула его руку.

– Мак, без шуток, что она тебе сказала?

С Маком обходные маневры не требуются, прямой вопрос – прямой ответ.

– Так и сказала: Привет, Мак, давно не виделись. Как дела? – Он улыбнулся, в уголках глаз возникли легкие морщинки. Я закатила глаза, он сжал мою руку. – Будет тебе, Харпер. Можешь после всего хотя бы сделать вид, что ты мне доверяешь.

Вот поэтому я и терплю это подвешенное состояние, хотя ни ему, ни мне продолжение не требуется. Я ему доверяю, просто и прямолинейно, и за одно это ему спасибо. Он не скрывает, кто он, какие у него по жизни интересы. Проснуться и узнать, что он смылся, да еще и прихватил половину моей мебели – с Маком такое невозможно. С ним легко. И просто. Соответственно, никаких обязательств и никаких обещаний.

Он выпрямился, стукнул пальцами по дверке машины.

– Еще, – добавил он, – она хотела узнать, где ты. Не видел ли я тебя. Может, она догадалась. Ну и ладно.

Он неторопливо повел плечом, беззаботно ухмыльнулся.

Глаза мои расширились. У Руби есть номер моего телефона. Хотела бы, вполне могла мне позвонить. Я пристально посмотрела на него. Пусть знает, что я серьезно. Шутки в сторону.

– Мак, между нами ничего не было, – сказала я.

На лице его что-то промелькнуло, смутился, что ли? Потом принял к сведению и смирился. Кивнул.

– Как скажешь, – произнес он и сделал шаг назад, стирая все, что было прежде. Будто можно переписать прошлое, отменить свои оплошности, вернуться в точку А и пойти другой дорогой. Кажется, мы оба поняли – между нами все кончено.

Кончилось так же легко,