– Им можно лечить болезнь Альцгеймера, – сказал Липман.

– Профессор собирается предлагать его здоровым людям.

– Стоп! – воскликнул Черчуорд. – Начнем с того, что ПДМ3 необыкновенно эффективен против болезни Альцгеймера, что и являлось предметом моего исследования. В данный момент мы можем уверенно перейти к третьей фазе.

– Но вы в то же время утверждаете, что он способен улучшать функцию здорового мозга.

– Никаких «улучшать». Он способен раздвинуть пределы его эффективного функционирования.

– Прекрасно. Продавая препарат здоровым людям, мы не ставим на весы его побочные эффекты: головокружение, тошноту и повышение уровня печеночного фермента – против смертельно опасного заболевания. Просто предлагаем взять риск на себя.

– Не согласен! – возразил профессор. – Не будем говорить о риске. Мы исключаем всякий риск. Человек, принимающий наше средство, может испытать неудобство или дискомфорт. Выбор за ним. Многие пищевые продукты и напитки вызывают более неприятные симптомы, чем ПДМ3. Санитарно-гигиенические средства тоже. Тот, кто принимает мультивитамины, рискует вызвать у себя запор.

– То есть ПДМ3 безопасен, как таблетка витамина?

– В правильных дозах – да.

– Неужели это то, о чем всю жизнь мечтал Мэнни? – с расстановкой произнес Липман, с каждым словом вкладывая в сказанное все больше пыла и убежденности. – Надежнейший препарат, который взорвет рынок.

Дэвид думал об отце. Вспомнил посещение морга, когда Мэнни словно подмигнул ему. Случай мог ничего не значить, но он не выветривался из памяти.

– Когда же нам предъявлять препарат публике?

– Хорошо бы завтра, если мы хотим, чтобы «Манфлекс» остался на плаву. – Заметив удивленную реакцию Дэвида, Липман поспешно добавил: – На данном этапе мы объявим, что скоро соберем пресс-конференцию, на ней сообщим о новом лекарстве от болезни Альцгеймера. Этого вполне достаточно для восстановления доверия.

Решение откладывать нельзя. Дэвид почувствовал, как спина под рубашкой покрывается холодным потом, и посмотрел на Черчуорда.

– Из-за меня задержки не будет. – На сей раз тон ученого был подчеркнуто дружеским. – Я готов опубликовать материалы.

– Мы еще не начинаем производство, – успокоил Дэвида Липман.

– Но как только объявим о намерении, обратного пути не будет, иначе наши акции на рынке полетят ко всем чертям.

– Согласен, – кивнул Липман.

Дэвида продолжало что-то тревожить.

– Следующий шаг – финансирование. Вероятно, потребуются миллионы. Клинические испытания в широком масштабе – дело недешевое. А если мы получим одобрение Управления по контролю за продуктами и лекарствами, без серьезных инвестиций не запустим препарат в производство.

– Будем привлекать капитал.

– В период мирового кризиса?

– Требуется решительность, Дэвид, иначе «Манфлексу» не выжить. – Липман придвинулся и промолвил: – У меня уже есть кое-какие предложения по дополнительному финансированию, но об этом потом.

С альбомом под мышкой и фломастером в кулаке Наоми села в такси с уверенностью особы королевской крови. На случай, если внутренне она все же тревожилась, Даймонд пытался развлекать ее и показывал лондонские автобусы. Но вскоре перестал – девочка не нуждалась в ободрении.

Джулия Масгрейв хотела купить ей платье с кружевным воротничком, но Даймонд напомнил, зачем они собираются показать ребенка телезрителям. И девочку повезли на студию в том, в чем обнаружили в «Харродсе» – в платье из «Маркс и Спенсер» в коричнево-белую клетку, белых колготках и кроссовках.

Когда такси объезжало фонтан перед телецентром на Шеффердс-Буш, маленькая ручка потянулась к ладони Даймонда и крепко сжала. Что это, нервы? Может, решила, что я нервничаю, сказал он себе.

За время полицейской карьеры Даймонд часто появлялся на телевидении, и у него не было оснований волноваться, однако его одолевали сомнения, хватит ли опыта участия в передаче «Краймуоч», чтобы не струсить в другой программе – «Дети о детях».

Седрик велел появиться в приемной с Наоми в пятницу к десяти утра и терпеливо ждать. Он позовет их, когда представится возможность. Их провели в особую комнату для гостей, где все было устроено так, чтобы успокоить нервы ожидающих. Но стоило им переступить порог, как уверенность Питера исчезла. Гостеприимство телевизионщиков выражалось в упаковках банок с колой, тарелках с пончиками и бутербродами и разбросанных по металлическим с кожаной обивкой креслам игрушках. Наоми, как и он, осталась равнодушной и к еде, и к игрушкам. Уселась на корточки на ковре и занялась рисованием.

Во всяком безумном предприятии возникают ключевые моменты, когда надо задержаться, оглядеться и сделать переоценку. Не игрушки и не пончики заставили Питера замереть. И не появление трех маленьких девочек в атласных розовых платьях и мальчика с прической панка, въехавшего в комнату на скейтборде. Определяющим фактором стала Салли – на вид послушная шимпанзе, которую привела седовласая женщина в перчатках с крагами. Как только обезьянку усадили на другом конце кушетки, где сидел Питер, она принялась прыгать и вопить. Только не подумайте, что она волнуется и нервничает от того, что пришла на телевидение, объяснила женщина. Салли – регулярный участник программы, ее ключевой номер. А кричит, потому что в восторге и счастлива.

Более того, хочет поделиться счастьем с Даймондом. На обезьянке была красная кожаная сбруя, но державшая ее за поводок дрессировщица не слишком ограничивала свободу и позволяла поиграть. Салли подвинулась к Даймонду на ярд (так оценила ситуацию седовласая дама) и замахала лапами в его сторону. А затем оскалилась и завизжала. Она ощущала себя счастливой.

Утром за завтраком Питер объявил Стефани, где проведет предстоящий день, и заметил, что участие в детской телепередаче далеко от его прошлой службы в полиции. Стеф ответила, что он может считать себя вольным сыщиком и сколько угодно стоять на ушах ради юной Наоми, только пусть не забывает, что сам возложил на себя эту обязанность.

– Ты советуешь мне не дергаться?

Жена кивнула.

И вот скандально известный своим взрывным характером Питер Даймонд готов сидеть на одном диване с орущей обезьяной. Что-то основополагающее должно было измениться в его жизни. И изменилось. Главной целью стала судьба маленькой, не произносящей ни звука девочки. А той для этого потребовалось всего несколько раз коснуться его руки.

Не желая никого обижать, Питер выдержал целых пятнадцать секунд рядом с шимпанзе и пересел на другой стул. Добродушно улыбнулся дрессировщице, горько сознавая, что если из программы придется кого-нибудь исключить, то за порогом окажутся они с Наоми, а не Салли.

Не желая сдаваться, обезьянка продолжала громогласно к нему взывать.