И сердитый тон Чекины, и ее упреки были понятны Лизе:молодая итальянка столько бед претерпела по вине Джудиче, что отныне могладовериться не всякому мужчине. Очевидно, Гаэтано что-то наобещал ей, но несдержал слова. Потому, наверное, Чекина и намеревалась прибегнуть к чьей-топомощи, кажется, родственников, чтобы заставить Гаэтано исполнить обещание.Неприятно Лизе было только, что проворная, хорошенькая Чекина выбрала Гаэтано,всегда глубоко замкнутого, ускользающего, как бы ненастоящего. И она опасалась,что Чекину и в этой новой любви постигнет разочарование.

Лиза также поняла из разговора, что влюбленная пара зависит отприезда какого-то старика и от известия, кое он должен привезти. Ей показалось,что речь идет о деньгах, о наследстве, но последних слов Чекины Лиза хорошеньконе разобрала; ясно было лишь, что смерти той особы, от коей все это должноисходить, Чекина и Гаэтано ждут с большим нетерпением. Тут Лиза всей душойготова была им посочувствовать. Отчего-то неведомая особа представлялась вроденепреклонной и деспотичной Неонилы Федоровны, а значит, не могла вызывать уЛизы приязни. Впрочем, история сия пробудила у нее совсем незначительныйинтерес, ибо она внезапно вспомнила совет Джузеппе, как облегчить состояниеАвгусты, и загорелась желанием исполнить это как можно скорее.

Выждав еще немного времени, чтобы не столкнуться с Чекинойна черной лестнице, Лиза проскользнула в дом и первым делом поднялась к себе. Сбольшой неохотою сняла она голубое платье, льнувшее к ней, точно вторая кожа,и, торопливо умывшись в тазу, уже стоявшем на табурете, облачилась в своюдомашнюю блузу. Голубые шелковые туфельки оказались перепачканными мокройземлею, но Лиза не стала переобуваться: нелюбимые туфли без задников громкостучали бы по ступенькам, а для ее замысла необходима была тишина.

Перевесившись с лестницы, она долго ловила самомалейшийшорох в доме; однако кругом было темно и тихо, только за дверью Фальконе чутьподрагивал огонечек ночника да на кухне Яганна Стефановна и Хлоя, еле слышнопереговариваясь, убирали посуду. Путь был свободен.

Бесшумно прокравшись в столовую, Лиза отыскала ощупью fiasciс красным вином (она помнила, откуда их доставал Фальконе) и одну из нихприжала к себе; потом так же невесомо, почти не касаясь пола, воротилась навторой этаж и тихонько потянула ручку двери, ведущей в спальню Августы… каквдруг что-то сильно ударило ее по лбу!

Лиза прихлопнула рот ладонью, заглушив едва не вырвавшийсявопль, и только чудом, у самого пола, поймала выскользнувшую из рук бутыль.Осторожно отставив ее в сторонку, торопливо ощупала то неведомое оружие,которое огрело ее по лбу, и с изумлением узнала… метлу. Обычную метлу с длиннойручкою!

Лиза даже позабыла о шишке, набухавшей на лбу. Теряясь вдогадках, что и кого могло заставить воздвигнуть здесь эту метлу, она поднялабутыль, потянула дверь опять… и получила новый удар другой метлою, пришедшийсяна сей раз в плечо!

Только сейчас она вспомнила случайный разговор с Хлоей.Молоденькая гречанка, сокрушаясь о хвори Августы, сетовала, что не можетубедить суровую лютеранку фрау Шмидт ограждать двери больной крестами, дабыпреградить путь нечистой силе, ибо верила, что болезнь Августы – дело ее рук.Похоже, Хлоя настояла на своем. Ей, конечно, обидно станет не сыскать поутру наместе охранительного знака, а потому Лиза положила себе зарок непременновосстановить метелки на их прежнем месте, когда будет возвращаться. Затем,ощупав дверь, чтобы уберечь себя от новых неожиданностей, Лиза тихонькоотворила ее и вошла в опочивальню больной.

* * *

Темно и тихо было в комнате. На столике мерцала свеча, нопостель тонула во мраке. Балконная дверь была приоткрыта, однако в комнатецарил тяжелый, застойный дух, который свойствен всем покоям, где лежат давно итяжело хворающие. Прежде Лиза его как-то не замечала, а нынче, надышавшись свежимзапахом полей, как никогда ясно ощутила, что смерть, коя все стирает во прах,уже стоит у самого изголовья Августы. И ей с такою яркостью вспомнились картиныих первой встречи на жалкой фелуке посреди Эгейского моря; бегство с Адриановойвиллы; бешеное сражение в остерии «Серебряный венец» и Августа в подоткнутойрубахе со шпагою в руках; ее лицо, просветленное созерцанием величавых римскихруин, что впервые ужалила в самое сердце пробудившаяся совесть: за то, что малоотдавала ей своего внимания, что дерзала сердиться на нее за свою усталость; зато, наконец, что глотнула сегодня пьянящего, вольного счастья, никогда незнаемого бедняжкою Августою, не ведавшей в своем строгом, суровом бытииблаженства любви, опьянения ласкою, трогательных воспоминаний… По счастью,жизнь, исполненная страданий, отучила Лизу слишком долго предаваться сердечнымугрызениям. Так и сейчас – она мгновенно вспомнила совет Джузеппе, которогонипочем не получила бы, не сбеги нынче из дому!

Лиза шагнула к окну, решительно распахнула все створки инекоторое время постояла, с наслаждением вдыхая свежий воздух. Усилившийся кночи ветер трепал, сгибал стройные струи фонтанов, всколыхнул огонек свечи упостели Августы…

Лиза торопливо вернулась к ней, вслушалась в тяжкое,неровное дыхание; потом, чуть приподняв горячую голову подруги, сняла с ее шеикрестильный крестик и кипарисный крест с драгоценной реликвией – подарокЧекины. И так велика была ее вера в слова Беппо, что ей почудилось – хотяэтого, конечно, не могло быть! – будто дыхание больной враз сделалосьспокойнее, а лоб – прохладнее.

Ободрившись, Лиза раздвинула пошире полог, чтобы свежийветер достигал постели, перевернула и взбила подушки; затем, отыскав на столикеложечку, принялась поить Августу красным кисловатым вином.

Та оставалась в своем полузабытьи, однако пересохшие губы игортань жадно впитывали освежающее питье, и Лиза остановилась, лишь когдазаныла рука, приподнимавшая голову больной. Приглядевшись, Лиза, к своемуизумлению, увидела, что в бутыли осталась едва ли половина, а Августу вдругпробрала сильнейшая испарина.

Лиза засновала по комнате, поднося таз, обтирая исхудавшеетело подруги, перестилая постель и меняя Августе рубашку; и наконецспохватилась, что пробыла здесь слишком долго и вот-вот появятся Хлоя или фрауШмидт, всегда бравшие на себя обязанности ночной сиделки. Ей отчаянно нехотелось сейчас объясняться с ними, а потому она еще раз коснулась лба Августы,убедилась, что жар резко спал, и на цыпочках вышла, сжимая в одной рукеполупустую бутыль, а в другой – два крестика, которые надо было куда-то деть.

Она кинулась было в столовую – вернуть бутыль в буфет, ноголоса Яганны Стефановны и Хлои слышались у самой двери, и она решила выждать всвоей спальне. Сделав шаг, зацепилась за брошенные на лестнице метлы и едва негрохнулась на ступеньки. Шепотом чертыхнувшись, Лиза едва успела воздвигнутьметелки на прежнее место, когда под лестницей распахнулась дверь кухни.