Между тем мысли Яганны Стефановны как-то очень быстроприняли иное направление. Испуг и удивление сменились возмущением:

– Хотелось бы мне знать, почему эта бездельница до сих порне пришла к госпоже?!

На какое-то мгновение Лиза, у которой, понятно, совесть быланечиста, решила, что «эта бездельница» – она, но тут же сообразила, что речьпро Чекину. Да уж, той давно следовало пребывать у Августы, а не бегать покустам с Гаэтано или любовничать с Фальконе! Тут Лиза вполне разделялавозмущение фрау Шмидт.

Яганна Стефановна властно отворила дверь в опочивальнюАвгусты и вновь замерла на пороге. Хлоя заглянула через ее плечо и вдруг издалатакой вопль, что Лиза метнулась к ней и подхватила, ибо та зашаталась от ужаса,а взглянув вперед, увидела в комнате… Чекину, которая стояла, склонясь надАвгустою с кувшином, видимо, готовясь напоить ее. Должно было миноватьнесколько мгновений, прежде чем дошло до Лизы, чем так изумлена ЯганнаСтефановна и так перепугана Хлоя: дверь-то была заложена метлами снаружи!

Между тем Хлоя вырвалась из рук Лизы и бросилась к Чекине,старательно закрещивая на бегу и ее, и комнату, и кучку столпившихся зрителей,и, главное, постель княгини. Подскочив к недоумевающей итальянке, она отчаянновыкрикнула:

– Ведьма! Это ведьма!

* * *

Несложно было Лизе одолеть первый испуг и догадаться, чтопроизошло на самом деле. Конечно же, проворная Чекина, выскользнув через черныйход, вскарабкалась на балкон опочивальни Августы и села у постели больной какни в чем не бывало, выказывая самообладание, коему можно было толькопозавидовать. Но поди-ка убеди в сей простой истине Хлою, бившуюся в истерике,в одно и то же время готовую выцарапать глаза Чекине и боявшуюся хоть на мигприблизиться к ведьме; Яганну Стефановну, заламывавшую руки над Августою;Фальконе, глядевшего со странным, болезненным недоумением на молодую женщину,которая только что льнула к нему со всем пылом страсти и вот стоит, заспанноморгая, обманывая своим невинным видом кого угодно, кроме него, Фальконе… Лизасловно бы видела, как ему на ум приходит тяжкое, гнетущее подозрение: а что же,в конце концов, притворно – нынешнее спокойствие Чекины или ее недавнеелюбовное опьянение?

Между тем ярость Хлои достигла такой степени, что одолелавсе ее духовные и физические силы. Она вдруг с хрипом схватилась за горло,пошатнулась и рухнула навзничь, выгибаясь дугою, словно в припадке падучей.

Все на какое-то время оцепенели, уставясь на Хлою, которая,казалось, вот-вот испустит дух в последних содроганиях. Не растерялся одинФальконе. Он приподнял голову Хлои и поднес к ее губам кувшин, который толькочто держала в руках Чекина. Хлоя захрипела, захлебываясь, закашлялась имедленно открыла полные муки глаза.

В это мгновение Лиза боковым зрением уловила какое-тодвижение и, повернув голову, увидела Чекину; ее руки испуганно тянутся ккувшину, на лице ужас… И тут же, заметив или даже почувствовав, что Лизасмотрит на нее, она опустила руки, нахмурилась, отвернулась. Все-таки Лиза успелазаметить на ее лице промельк мгновенного злорадства, пусть на миг донеузнаваемости исказившего это красивое, страстное лицо.

Хлоя все пыталась откашляться. Яганна Стефановна тожесклонилась над нею. Кувшин стоял на полу. Чекина подняла его и пошла к постелиАвгусты. Вдруг, словно передумав, повернулась и выбросила кувшин в окно. Глазаее, встретившись со взором Лизы, были так холодны и повелительны, словно онабыла госпожою, а Лиза – служанкою, зависящей от нее и даже провинившейся переднею. Провинившейся и не заслуживающей прощения.

– И все же, знаешь ли, я бы отменила это, – неожиданносказала Августа, кивая на свою постель, заваленную разноцветным ворохом атласа,шелка, бархата и кружев. – Как подумаю, что бедная Хлоя слегла, а мы…

Лиза, сидевшая в кресле и с наслаждением выбиравшая из двухдесятков шелковых туфелек разнообразнейших цветов и фасонов, на каблучках ибез, с бантами и шнуровкою, с пряжками и с шелковыми розами, подходящую пару,уронила башмачок и потерянно уставилась на подругу.

Августа была совершенно права. Но разочарование было слишкомсильным, и одна слезинка все же скатилась по ее щеке.

Августа тихонько вздохнула, поглядывая на нее, и с деланымбезразличием произнесла:

– С утра солнышко светило, а сейчас, кажется, дождьсобирается…

Лиза увидела улыбку Августы и сама засмеялась. Обменявшисьпонимающими взглядами, они вернулись к прежним занятиям. Угрызения совести,более сильные у Августы и чуть заметные у Лизы, на время затихли, и надо былопользоваться этой передышкою.

Какой там дождь! Погоды стояли несказанно, невероятнопрекрасные! Пришел февраль, но это было одно лишь название. Как, впрочем, идекабрь, и январь. За вычетом пяти-шести дождливых дней все время сияло ясноенебо. Природа полна была предчувствием весны. Зеленые речки, питаемые весеннимитуманами, журчали на дне овражков, сбегаясь к Тибру. Деревья покрылись свежей,пушистой зеленью, всюду поднималась нежная трава. На персиковых и вишневыхдеревьях тут и там вспыхивал белый и розовый пламень цветов.

Трудно представить, какое впечатление производили на северянэта вечная улыбка природы, эти охапки цветов, которые предлагали на каждомшагу! И оставалось только дивиться, как Лиза могла ощущать, что пороюзадыхается среди этих беспрестанно-однообразных, вечнозеленых, словно быненастоящих, лесов и садов юга; тоска по северному ветру и шелесту плакучихберез была подобна незаживающей ране. Тоска по переменам…

Впрочем, кое-какие перемены на вилле Роза все же произошли.

Начать с того, что после ночного скандала бесследно исчезлаЧекина. Лизу всего более изумило, что она не прихватила с собой ни одного изподаренных Августою платьев; ушла в чем была. И мало того, что исчезла однаслужанка, так еще и слегла другая.

Да, вот чудеса! Августа стремительно выздоравливала (святоверя наказу Джузеппе, Лиза продолжала украдкою поить ее вином, не сомневаясь,что сие нехитрое лечение и приносит столь действенную пользу), а Хлоя неподнималась с постели, и с каждым днем ей становилось все хуже. Казалось, будтовзрыв неистовой ярости обессилил не только душу ее, но и тело, надломив некийстержень всего существа; и теперь жизнь истекала из нее на глазах. Как нистарались вернуть Хлое былую живость заботами, цветами, веселыми беседами – ничтоне помогало. Большую часть времени она проводила в безучастном молчании, словнолишним словом или движением своим опасалась погасить тот огонек, который ещетлел в ней. Она увядала, как цветы под окном опочивальни Августы, необъяснимо инеостановимо.