пришли за красотой и наслаждаются ею. Они не замечают ни убогой обстановки, ни механистичности представления — их полностью поглощают поэзия, романтика и страсть, рожденные гортанной гармонией резких, нестройных звуков, играющих на нервах словно смычок на струнах.

Хор сидит полукругом, перед ним стоит гитарист, управляющий хором, — его инструмент и тело раскачиваются в такт ритму. Женщина поет соло. Голоса хора перерастают в визг, громкий и яростный, как вой волчьей стаи, а затем затихают во вздохе неутоленности.

Когда вы в первый раз слышите эту монотонную, будоражащую музыку, она может показаться неприятной, но в тот момент, когда она «ужалила» и заразила вас, возникает такое ощущение: сначала вы начинаете весь дрожать как в лихорадке, потом осознаете, что эта лихорадка приятна. А потом вы все это забываете: вы уноситесь далеко в прозрачные рассветы и бессонные полночи, а когда вас возвращают к действительности, требуете — настаиваете — еще раз хоть одним глазком заглянуть в эту горько-сладкую, нестройно мелодичную сказочную страну.

Цыганская музыка, несомненно, обладает свойством завладевать вами. Кого-то она опьяняет. Она ужалила их настолько сильно, что они жаждут ее снова и снова, как наркотика. Они не могут без нее жить. На других она навевает неукротимую скуку. Но для типичного русского «поехать к цыганам», когда он хочет получить особое наслаждение, — распространенная привычка, и кстати весьма недешевая, так что обычно люди, желающие побаловать себя этой роскошью, делают это вскладчину.

Затраты здесь — часть удовольствия. Если типичный русский хочет что-то отпраздновать, ему надо приправить удовольствие перчинкой безрассудства, которое дает ощущение того, что он тратит больше, чем может себе позволить. И если в таком случае им овладевает страсть мотовства, он будет тратить деньги безоглядно.

В отношении денег он щедр и небрежен. Здесь все постоянно друг у друга занимают. К примеру, А просит у Б в долг сто рублей. Б тут же соглашается, хотя у него таких денег нет, и одалживает их у В. Небрежность в денежных вопросах — а она здесь весьма часто встречается — отчасти, наверно, является результатом весьма распространенного в прошлом мздоимства чиновников, которое, в свою очередь, стало неизбежным следствием долгой бесконтрольности бюрократии в огромной стране. В период расцвета старого режима мздоимство в России естественным образом корректировало узость и суровость законодательства. Взятка обеспечивала терпимое отношение. «Схизматики», евреи или любая группа, страдавшая от административных притеснений, обходила их с помощью подкупа. К тому же, когда бюрократический аппарат в стране так велик, многие мелкие чиновники не могут прожить на свое жалование: они непременно будут стараться увеличить свои недостаточные доходы за счет вымогательства и получения взяток. Когда-то чиновничье мздоимство в России было практически повсеместным. Однако после создания Думы и усиления свободы печати на его пути был воздвигнут весьма серьезный барьер: Дума имеет право направлять запросы, и денежные операции, прежде надежно укрытые от любого анализа и расследования, теперь могут стать достоянием гласности.

Средний русский, пожалуй, не более продажен, чем средний житель любой другой страны. Некоторые причины его корыстолюбия относятся ко всей человеческой расе, они порождали и порождают мздоимство во все времена и во всех странах. Главную из них я уже упомянул — слишком низкое жалование государственных служащих. Другой причиной мздоимства была бесконтрольность чиновников. До созыва Думы государственные чиновники, как правило, были неуязвимы для закона, теоретически предусматривавшего суровые наказания за любые злоупотребления властью и противозаконные действия чиновников при исполнении служебных обязанностей. За последние десять лет ситуация изменилась и продолжает меняться. Сегодня в России чиновничьего мздоимства неизмеримо меньше, чем прежде. Но типичный современный русский пожилого возраста был воспитан в атмосфере, где государственные доходы считались «законной добычей» для расхищения, а к тем, кто обманывал государство или сколачивал капитал за счет взяток или иных незаконных средств, относились абсолютно терпимо.

Несмотря на это, типичный русский бесчестен и аморален ничуть не больше, чем его собратья из соседних стран. Но если он нечестен, его падение будет куда заметнее, чем грехи бесчестных людей из других народов: во-первых, он будет куда меньше стараться — если будет стараться вообще — его скрыть, не станет прятать его за покровом лицемерия, ведь он человек с открытой душой. Во-вторых, поскольку он в общем добродушен, его добродушие простирается от высот христианского милосердия, с одной стороны, до глубин нравственной распущенности — с другой. С одной стороны, у нас абсолютно бескорыстный Мышкин Достоевского, с другой — корыстолюбивый до мозга костей Хлестаков Гоголя. Типичный русский, вероятно, обладает толикой обоих этих качеств.

Но прежде всего типичный русский — жизнелюб, любящий хорошую сытную еду и водку, а напряженных умственных и физических усилий он, напротив, чурается. Это не значит, что в России вы не найдете работящих людей, — я говорю о среднем человеке. И именно средний человек, Monsieur Tout-le-Monde (такой, как все), человек с улицы остается за рамками обсуждения, когда иностранцы думают, говорят и пишут о России. Мы обсуждаем интеллигенцию, нигилистов, социалистов, революционеров, крайних реакционеров, гениев, преступников, мучеников, героев, подлецов, эстетов. Типичный же русский, как правило, — не герой, не гений, не подлец и не эстет. Но в конечном итоге именно его мнение имеет значение. Без его согласия и помощи никакие великие перемены в истории России были бы невозможны. В начале Русско-японской войны он, человек с улицы, ее поддерживал, пусть и без особого энтузиазма. Через несколько месяцев, после первых поражений, он стал ярым сторонником войны до победы. Еще через несколько месяцев он стал столь же ярым ее противником, причем его ярость была направлена против правительства — настолько, что власти были вынуждены пойти на активные шаги, пообещать серьезные реформы. Апогеем враждебности общественного мнения к властям стала осень 1905 года, когда в стране разразилась всеобщая забастовка. Тогда на какой-то момент вся Россия была заодно, а потому общественное мнение стало неодолимым. Позднее, с созданием политических партий, это единство в обществе сошло на нет, и его влияние начало слабеть.

Наконец, когда выяснилось: все, чего добились сторонники конституционных, мирных реформ — это создание Думы (что, впрочем, само по себе стало гигантским шагом вперед), а радикалы смогли лишь осуществить ряд спорадических терактов, причем одним из результатов стало то, что все преступные элементы последовали их примеру и взяли на вооружение их методы в хулиганских целях, средний русский, человек с улицы, разочаровался в революционном движении и отказал ему в своей поддержке. Это, впрочем, было вполне естественно