идти дальше, стоит полностью разъяснить мою позицию. В этой главе понятием «интеллигенция» я буду обозначать, во-первых, представителей свободных профессий — юристов, врачей, литераторов, университетских преподавателей и школьных учителей, студентов, журналистов, статистиков и агрономов, — то есть образованный средний класс, людей умственного труда, интеллектуалов; и, во-вторых, полуобразованных людей, «полуинтеллектуалов».

В настоящее время в российской жизни интеллектуалы играют весьма интересную и весьма важную роль. В политике их основная часть представлена партией конституционных демократов — сокращенно «кадетов», сыгравшей значительную роль в революционном движении. Редакторами основной массы газет — как в провинции, так и в Москве и Петербурге — за исключением некоторых органов печати консервативной или реакционной направленности, являются представители интеллектуального слоя интеллигенции, а их простые сотрудники — те, кто непосредственно делает газету, — вербуются из полуинтеллектуального слоя интеллигенции. Именно интеллигенция в ходе борьбы за свободу обеспечивала «рядовой состав» той армии, чьими командирами и «рупорами» были земские собрания.

Как отмечает мистер Стивен Грэхем[77] — один из самых знающих нынешних наблюдателей за современной российской жизнью, существует мыслящая часть интеллигенции (он ее называет высшей интеллигенцией), в которую входит огромное число образованных и культурных людей, и наряду с ней — недавно возникшая буржуазия, тоже называющая себя интеллигенцией: низший средний класс, на долю которого приходится до пятидесяти процентов детей, рождающихся сегодня в крупных городах. Мистер Грэхем называет этот слой низшей интеллигенцией и отзывается о нем весьма резко, упрекая в меркантильности и цинизме.

В связи с этим я предлагаю разделить средний класс на две категории — образованных и полуобразованных людей.

Со времен революционного движения интеллигенция в целом часто подвергается поношению, причем не только со стороны своих врагов, но и из собственных рядов. Впервые за свою сравнительно короткую историю — если мы оставим за скобками косвенную критику — она стала объектом яростной и систематической критики изнутри. Причина здесь вот в чем: многие российские мыслители убеждены, что период революционного движения и работа первой и второй Думы показали: в политическом плане русская интеллигенция незрела, неопытна, не подходит для роли политического авангарда, не обладает государственной мудростью, неспособна возглавить народное движение, а ее идеи и настроения оторваны от народной почвы. Некоторые из этих критиков заходят еще дальше, объясняя неспособность интеллигенции как класса воздействовать на массы русского народа ее равнодушным отношением к религии.

«Дело в том, — пишет господин Булгаков[78] в номере Russian Review за ноябрь 1912 года, — что образованное и особенно полуобразованное русское общество в лице своих типичных представителей почти без исключения безбожно, или, говоря точнее, равнодушно к религии. Крайне поверхностный религиозный индифферентизм, находящий наиболее естественное выражение в атеизме, встречается у русской интеллигенции повсеместно, во всех ее кругах. Различные политические течения и партии в среде интеллигенции ведут горячие споры о всяческих догмах социологического и политического катехизиса, но они не обсуждают существование или несуществование Бога или те либо иные религиозные верования. Здесь нет никаких вопросов, ибо считается очевидным, что образованный человек разговоров о религии вести не может, поскольку религия несовместима с просвещенностью». Далее он отмечает, что еще в юном возрасте «интеллигент» усваивает догму, будто наука раз и навсегда покончила с религией, и в большинстве случаев он всю свою жизнь не пытается ее пересмотреть. «В отношении религии русская интеллигенция проявляет своего рода умственную неполноценность: в среднем она стоит не выше, а ниже религиозных идей, ибо никогда по-настоящему их не прочувствовала».

А раз так, продолжают критики интеллигенции, то из-за «этой безрелигиозности она обречена оставаться оторванной от народа, ибо если она расходится с народом в том, что для народа наиболее свято, как она может сблизиться с ним в чем-либо еще?»

В этой критике и этих упреках нет ничего нового: в прошлом то же самое отмечали почти все, кто наблюдал за русской жизнью извне. Новизна заключается в источнике критики — она звучит изнутри, из рядов самой интеллигенции, и это означает, что в некоторых кругах созрела реакция — а точнее, бунт против этого преобладающего материализма и поверхностного индифферентизма.

Эти вопросы чрезвычайно интересуют русского читателя. Английскому же читателю, вероятно, не имеющему ни малейшего представления о характере обычного русского интеллигента, они, пожалуй, менее интересны.

Опять же, эти критики, которые пишут для русской аудитории или для англичан, более или менее знакомых с жизнью России, не обязаны оговаривать свои суждения упоминаниями о благородных качествах и заслугах интеллигенции, поскольку они знают: читатели о них хорошо осведомлены и изначально их учитывают.

Но поскольку английскому читателю черты интеллигентов — как хорошие, так и дурные — неизвестны, пространные рассуждения об их недостатках, адресованные тем, кто ничего не знает ни об общей атмосфере, ни об основных качествах этих людей, могут создать о них неверное представление.

Во-первых, интеллигенты — это русские. Данный факт, как это ни странно, их оппоненты упускают из вида, говоря об интеллигентах так, будто те слеплены из совсем другого теста, чем остальной русский народ. И если это происходит в отношении интеллигенции, то еще в большей степени относится к чиновничеству. Писатели, особенно англичане, говорят о российских чиновниках так, будто они тоже сделаны из другого материала — словно это особая раса, не имеющая ничего общего с русским народом. Но это не так! Интеллигенты и чиновники — русские, и, будучи русскими, обладают определенными качествами и определенными изъянами, которые, вероятно, свойственны всей этой нации, представляют собой естественное следствие русского темперамента. Чем они отличаются от классов, стоящих выше и ниже их, — так это образованием, а точнее, тем воздействием, что образование на них оказало. Болезнь одна и та же — различие в том, как она переносится.

Они необычайно образованны — неизмеримо, несравнимо образованнее среднего англичанина. Порой они даже слишком образованны. Русский ум легко усваивает знания, очень быстро все схватывает: это чуткий, восприимчивый, гибкий, живой ум. У людей по природе вдумчивых, усердных и серьезных такие качества, конечно, порождают широкую и глубокую культурность. Но в том, что касается полуобразованных людей, — тех, кто быстро, но поверхностно впитал идеи, витающие в воздухе по всей Европе, — результатом становится абсолютная незрелость, незрелость в самой перезрелости, нечто пустое, разбавленное, неглубокое.

Несмотря на это, если взять типичного русского из образованного среднего класса, он очень хорошо образован — настолько лучше, чем средний образованный англичанин, что даже сравнивать глупо. Скорее с ним в этом плане можно