— ведь в опасности оказались его кошелек, да и жизнь. Ему стало страшно выходить на улицу. Он уже не мог спокойно отправиться на прогулку, не опасаясь, что кто-нибудь «экспроприирует» его бумажник.

В том, что касается преступного класса, политическая теория превратилась в практический факт — причем с лихвой. И политические террористы показали аполитичному взломщику, насколько эффективен и удобен «браунинг», и насколько просто ограбить банк с помощью запугивания и динамита. И как только «человек с улицы» осудил революционные методы, революционному движению в России пришел конец. Оно не могло существовать без его молчаливой поддержки, без его активного или пассивного сочувствия.

Так что же сейчас делает и думает обычный человек?

Ответ на подобный вопрос по определению зависит от того, в какой момент он задается. Если бы вы спросили об этом летом 1913 года — в июле, к примеру, — на него с полным основанием и с учетом общественных настроений в последние два года можно было бы ответить: типичный русский, осознанно или нет, ощущает последствия возросшего и постоянно растущего благосостояния страны. Он проявляет равнодушие как к внутренней, так и внешней политике, зарабатывает и тратит деньги, погружается в летаргию материального преуспеяния. Но осень 1913-го уже показала, насколько преждевременны были бы подобные категорические суждения, безоговорочные, не оставляющие дверь открытой для других вероятностей.

Несмотря на растущее процветание страны — и на то, что образование развивается семимильными шагами — в последнее время там вновь прорастают семена недовольства, которые «верхи» не только не выпалывают, но и усердно поливают. И хотя утверждать, что это недовольство уже затронуло обычных русских, было бы преувеличением, в любом случае бесспорно, что значительная часть образованных, политических и коммерческих кругов, в том числе многие известные в политическом мире люди, прежде поддерживавшие правительство, начинают недвусмысленно критиковать действия властей.

В России существует множество устаревших, бесполезных, препятствующих движению вперед законоположений и предписаний, которые необходимо отбросить в сторону. Если бы местная администрация в стране повсюду была превосходна и компетентна, средний русский, возможно, не стал бы из-за них беспокоиться. Но местная администрация в стране отнюдь не превосходна и не компетентна: ее действия, напротив, зачастую противозаконны. Да и как может быть иначе, пока остатки старого режима не сломаны сверху, а новый режим не утвердился. Но в этом направлении ничего не делается: напротив, старый режим всячески поддерживается и подкрепляется. И центральная власть не только не выполняет своих обещаний относительно реформ, но активно отбирает или урезает то, что уже дала. В результате правительству удалось вызвать возмущение у значительной части образованных слоев общества. Последние выражают недовольство. Власти сумели пробудить по крайней мере один слой населения от летаргии, вызванной процветанием, и как только это недовольство станет достаточно широким, сильным и повсеместным, чтобы побудить человека с улицы не только возвысить свой голос, но если не действовать, то по крайней мере сочувствовать действиям, вполне возможно — если «сверху» не будут приняты своевременные меры — усилия по устранению причин недовольства будут предприниматься «снизу».

Пока же человек с улицы, несомненно, знает о существовании этого недовольства, а во многих случаях и во многих районах страны — и сам крайне недоволен. Гадать о том, какие размеры примет это недовольство, каковы будут его последствия в ближайшем или отдаленном будущем, — пустое занятие. На этот вопрос ответит само будущее. Но в конечном итоге, думаю, можно с полным основанием утверждать, что торжество политической свободы в России будет зависеть не от динамита и самопожертвования революционеров, каким бы пылким и героическим оно ни было, и не от действий государственных мужей, даже самых дальновидных и мудрых, а от воли и желания среднего человека. В тот день, когда средний человек по-настоящему возжелает политической свободы, он ее получит. Пока единственное, чего он хочет и чего добился, — это личная свобода, свобода мысли, liberte des moeurs (свобода нравов). Чтобы добиться политической свободы, ему, несомненно, придется пожертвовать частью той имеющейся у него сейчас неограниченной возможности делать все, что он захочет, в плане личного поведения, поскольку политическая свобода требует самодисциплины, или по крайней мере некоторой самодисциплины. Пойдет ли типичный русский на такую жертву? Это зависит от того, насколько он научится дорожить политической жизнью и политической свободой, или насколько долго им будет владеть равнодушие, а также от будущей политики и качества администрации — как местной, так и центральной. Но в конечном итоге вопрос, увенчаются ли успехом любые усилия по обретению политической свободы, зависит от неизвестной пока величины — подрастающего поколения. Впрочем, какие бы новые, невиданные плоды ни взрастило будущее поколение, одно можно сказать с уверенностью — никаких жизненно важных перемен в России не произойдет без сознательного или неосознанного сотрудничества среднего человека.

Глава VII

Свободные профессии

В России представителей свободных профессий — юристов, врачей, профессоров, литераторов, агрономов, статистиков, учителей, журналистов — относят, как правило, к одной общей категории, которая называется «интеллигенция». Это понятие весьма растяжимо, и — я это знаю по собственному опыту — его употребление может привести к серьезнейшим недоразумениям. Причина в том, что порой это слово употребляется в широком смысле, порой — в узком, а иногда — в самом узком. Иными словами, интеллигенцией русские иногда называют всех, кто умеет читать и писать, всех, кто получил определенное образование. Таков самый широкий смысл этого понятия, и в этом смысле оно охватывает весь средний класс, выходцами из которого являются девять десятых чиновников и других государственных служащих.

Но чаще всего русские называют интеллигенцией представителей свободных профессий, не включая в него чиновников.

Мало того, некоторые употребляют слово «интеллигенция» в самом узком значении, обозначая им не определенный слой населения, а образ мысли, как мы употребляем выражение «дух инакомыслия»: и в этом смысле интеллигент может принадлежать к любому классу общества, как в Англии либерал, нонконформист или вегетарианец может быть выходцем из любого класса. И именно это, самое узкое понимание слова «интеллигенция», ведет к недоразумениям. Дело в том, что если вы описываете или обозначаете характеристики интеллигенции в этом узком смысле, вы рискуете наделить весь российский средний класс чертами, которые ему не свойственны — так же, как в Англии словом «нонконформисты» обозначалось не только соответствующее течение в протестантизме, но и весь наш средний класс.

Поэтому, прежде чем