– Аллах акбар, – проворчал Краев.

Они вылезли из машины, огляделись и зашагали к мёртвомузаводу, к пролому в его стене. Дорогу Рубен явно знал – уверенно пробирался средиковылей, залежей мусора и обломков бетона. С его лица на глазах пропадало всёсуетное, поверхностное, сиюминутное. Он готовился. К поединку.

Внутри ограды, когда-то наверняка бдительно охранявшейся,было попросту жутко. Тоже декорации, только не для боевика, пусть и с этакойчертовщинкой, – это место можно было за деньги сдавать для съёмокполновесного хоррора. Или модного жанра «посткатастрофы». О том, что «было» летчерез десять после того, как президентский внук случайно нажал на краснуюкнопочку. Покосившиеся стены, чёрные провалы разбитых окон, непомерноразросшиеся, не иначе мутировавшие от радиации, крапива и лебеда… Лишь густокраснел, будто со стыда, чудом сохранившийся пожарный щит. Может, ему было задержаву обидно?

– Сюда.

Рубен миновал проржавевший скелет подъёмного крана, и онишагнули в новые декорации, на сей раз – для фильма про мафию. Просторный цехизнутри напоминал судовой трюм, где киношные злодеи любят покупать и продаватькрупные партии наркотиков: ржавый металл набора, колонны света сквозь люки впалубе-крыше… Пришли, что ли? Оказывается, ещё нет.

Рубен взялся за обычный с виду обломок, валявшийся на полу,Краев схватился за другой конец… Бетон, оказавшийся по весу отнюдь не бетоном,легко сдвинулся в сторону. Обнаружилась крышка люка, подозрительно смахивавшегона канализационный. Краев успел мысленно смириться с тем, что придётся лезть вдекорации для постсоветской чернухи – вонь, крысы, дерьмо… Однако ошибся.Узкий, тускло освещенный коридор вывёл их с Рубеном прямым ходом на съёмкигонконгского боевика о подпольном турнире по кумите. Недоставало толькомолодого Ван Дамма, а так всё было в порядке. В центре зала, круглого, точноарена, сидел на стульчике благообразный старик, напротив, по диаметру,виднелись двое амбалов. Один – с голым мускулистым торсом, на редкостьвпечатляющим, сплошь в вязи татуировок. Да не каких-нибудь примитивныхзоновских партаков, призывающих резать актив и мстить прокурору. Краеввгляделся и понял, что лицезреет древнюю тайну. Какую?..

«…Ты не должен ни о чём меня спрашивать, просто прими какданность всё, что увидишь…»

Ох, Рубен. Всё предусмотрел.

Рубен между тем спокойно и деловито раздевался по пояс. И –надо же! – у скромного армянина из хорошей интеллигентной семьи,зарабатывавшего на хлеб маляром в автосервисе, обнаружился торс нисколько нехуже, чем у татуированного амбала. Краеву расхотелось высматривать молодого ВанДамма, он понял, что сейчас действительно увидит нечто похлеще любогоголливудского зрелища. Только не компьютерное, а настоящее и живое.

– Сейчас тебя позовет арбитр, – вполголосапредупредил Рубен. – Если ты ему понравишься, он даст тебе ритуальный нож,и ты принесёшь его мне. Если не понравишься, значит, буду биться без ножа…

– Я вообще-то лопатку принёс, – так же тихообнадёжил его Краев. – Малую сапёрную… заточенную по уму…

Лично он придерживался мнения, что с подобной лопаткой былов самый раз против любого ножа.

– Спасибо, сирели, – мягко улыбнулся Рубен. –Слышишь, колокольчик звонит? Иди к арбитру.

Колокольчик вправду звонил. Идя через зал, Краев вспомнилшкольный последний звонок, произведение Хемингуэя и современный Новый год с егонеизменным «Jingle bells». Ну правильно, где же в России русских песен найти…

Бог его знает, что в нём могло понравиться или непонравиться арбитру… Подойдя, Краев поклонился, как полагалось кланятьсясэнсэю: с полным доверием, потупив глаза.[76]

Услышал одобрительное хмыканье, поднял голову и увиделстарческую руку, протягивавшую ему рукоятку ножа.

«Понравился, – обрадовался Краев, принял нож и, сразуперестав чувствовать себя ряженым дураком, понёс его Рубену. – Ох и нихрена же себе…»

У него отпали последние сомнения в звериной серьёзностипроисходившего. Тут совершалась не ролевая игра с её условно травмобезопаснымипластиковыми мечами и резиновыми секирами. В ладони у Краева покоился мощный,идеально сбалансированный кинжал с бритвенно-острыми лезвиями. Человеческаярука – не спектральный анализатор, но, право же, было в зримом качестве металланечто такое, что Краев со всей определённостью понял: этот клинок егоразрекламированную лопатку пустил бы на железную стружку. Притом нисколько незатупившись.

Оружие, предназначенное резать и колоть, не имело ни намёкана гарду.[77] Наверное, чтобы было ещё веселее. Ритуал естьритуал!.. Краев в этом кое-что смыслил. Знал, в частности, с какой такойрадости скульпторы и художники предпочитают изображать наших геройских солдатне в плащ-палатках и не в бронежилетах, а с голыми торсами, плюя, в общем-то,на сермяжную правду, и это не оскорбляет наш глаз…

…Всё правильно, но лично он предпочёл бы, чтобы Рубен вышелвзывать к Высшей Справедливости хоть как-нибудь защищённым. Ну, если немифриловая кольчуга а-ля дедушка Толкин, то хоть плащ там, шляпа, перчатка…[78] Как говорится, на Бога надейся, а сам к берегу выгребай. Бойна ножах[79] – та ещё лотерея…

Он отдал Рубену нож и едва не спросил учёного-гуманитария,умеет ли тот с ним обращаться. Хорошо, что не спросил. Посмотрел, как Рубенвзял его в руки, и сразу понял – умеет. Вот он кинул его из ладони в ладонь,сделал перевод…[80]

Снова зазвонил колокольчик, и Рубен улыбнулся с какой-тодетской простотой:

– Ну всё, брат, рок-н-ролл… Смотри, не перепутайзелёное с красным, а красное с коричневым… Поехали!

И не спеша, вразвалочку двинулся на середину. И пока Рубеншёл, с ним случилась метаморфоза. Потрясённый Краев увидел даже не падишаха визгнании. Поднимай выше! Осанка Рубена приобрела царственность, которой не дастни одна корона на свете, у него захотелось немедленно попросить воинскогоблагословения, и непременно на очень правое дело. Чёрные с благородной проседьюволосы сами собой собрались в пучок, на торсе выступила вязь татуировки ничутьне менее сложной, чем у противника… Тут Краев испытал озарение и понял, что вдействительности татуировка существовала на теле Рубена всегда, просто сейчасей было позволено себя показать…