Напоминаю: я тащу тебя с очередной попойки в баре, где ты, как всегда, упился до свинства, а ты вероломно сбросил меня в ад со словами: «Так для всех будет лучше!»! И закрыл гребаные врата! Это все! Занавес! Ты пропал больше чем на сто лет!

— И ты настолько разобиделся, что решил мне отомстить?! — Люцифер держал меч у самого горла разъяренного Вельзевула. — Что мешает убить тебя прямо сейчас?!

— Ничего не мешает, — холодно ответил Вельзевул, в нем не было страха, лишь горечь. — Вот только это не изменит того, что это все твоя вина. И перекинуть её на меня тебе не удастся, даже если ты меня сто раз убьешь.

Эта была правда. Вот только Люцифер не знал, как ему теперь быть с этой правдой. Он убрал меч в ножны и с болью спросил:

— Почему они предали меня?

— А почему ты их предал? — продолжая его боль, эхом откликнулся Вельзевул.

— Мне было больно, — через силу признался Люцифер, — я был слаб, и не мог больше быть вашим вождем. Я хотел как лучше, но я никогда не причинил бы вам вреда, а те демоны пытались загрызть меня живьем. Что с ними такое? Что здесь случилось, Вельзевул?!

Вельзевул покачал головой.

— Мы не знаем, — вздохнул он. — Сразу как ты закрыл врата, некоторые демоны стали меняться. Сначала никто не придавал значения, все думали, что они скорбят о твоем уходе. Но их становилось все больше, и они менялись все сильнее. Их личности будто стирали, оставив взамен пустоту и голод. Они не радовались и не грустили, ни плакали и не смеялись. А потом стали жрать все подряд — от чертей до демонов. Сначала мы пытались их спасти, потом изолировать, потом спрятаться от них. Но время работало против нас. Вскоре заражаться и гаснуть стали даже человеческие души, ад зачах. Из шестисот шестидесяти шести — нас осталось только шестьдесят пять.

— Этого не может быть! — из груди рвалось отчаяние и боль — он не мог потерять стольких братьев. — Это какой-то бред!

— Это бред?! — раздраженно жужжа выкрикнул Вельзевул. — Ты бросил нас ради дочери Евы в самый трудный час! Ты, который осуждал нашего отца за то, что он предпочел нам жалких людишек, сам поступил точно так же! Ты такой же, как и он!

— Заткнись! — взревел Люцифер.

Не помня себя от бешенство, он схватил Вельзевула за грудки и что есть силы ударил еще и еще раз. Очнувшись, отпустил, глядя на свои перепачканные золотистой кровью руки, сделалось стыдно и горько.

— Прости, — прошептал он, избегая смотреть на увечья брата, бросился отмывать руки.

— Очень по-человечески — агрессия, насилие и злоба, — смывая кровь с разбитого лица, процедил Вельзевул. — Ты даже вернулся не из любви к нам, не потому что мы в тебе нуждались! А потому, что девчонка позвала!

— Девчонка? — недоверчиво переспросил Люцифер, он уже и забыл о ней, казалось, что она причудилась ему. — Значит, она и вправду существует?

— Твоя дочь — да, существует, — разбитое лицо Вельзевула быстро восстанавливалось, но выглядело все равно паршиво. — Она здесь, и наш отец тоже. Несет какую-то ахинею про Хаос и конец света, по-моему, свихнулся окончательно, я ему не верю. Скорее всего, он с нами опять играет в свою любимую игру — угадайте мой промысел.

— Но ад был закрыт, — недоверчиво заметил Люцифер. — Как они сюда попали?

— Мальчишка притащил, — пожал плечами Вельзевул. — У него душа, как у твоей Софьи была, только намного сильнее и тёмная.

— Старый лис что-то задумал, — согласился с братом Люцифер, припоминая, что о том же намекал и Михаил. — Мальчишка, как всегда, лишь средство! А девочка, боюсь, и её он использует.

— Да, мальчишка силен, но вообще ничего не понимает — идет, как теленок на убой. Вспыльчивый, импульсивный на тебя похож. Кстати, твоей дочери он, кажется, нравится.

— Это поправимо, — напряженно заметил Люцифер. — А лучше избавь меня от своих предположений — она еще дитя.

— Не могу, — усмехнулся Вельзевул, — твоя человеческая реакция слишком показательна, и она меня веселит.

Люцифер поморщился, решив оставить это без комментариев.

— Моя до… — нет, пока не убедится он не будет её так называть, — эта девчонка — она здесь одна?

— Да, одна. Твоей Софьи с ней нет.

Люцифер отвернулся, чтобы Вельзевул не увидел глубины его разочарования. Осталось утешать себя тем, что дочь точно знает, где её мать. И вместе они непременно найдут её. Но сначала ему нужно было спасти остатки своего народа и обыграть Бога.

— Отсюда уже можно и долететь — заметил Люцифер, расправляя перепончатые крылья. Вельзевул согласно кивнул, блеснув прозрачными крылышками в свете грешных душ.

[1] И. Губерман афоризмы

Вспашка 10. У весны твои глаза

Ожидание — это мучительно.

Особенно, если не знаешь, чего именно ждешь, но знаешь, что это будет катастрофа.

Особенно, если занять себя кроме ожидания нечем.

Тревога нарастала с каждой минутой, пока не обратилась в панику.

Варя, чтобы успокоиться, стала слоняться по пещерам. Все нервничали, но она не могла объединиться с ними в их страхе. Демоны вокруг боялись, что к ним ворвутся зомби, что их поглотит вечный Хаос, а она боялась, что появится надежда на спасение, что отец откликнется на её зов. И тогда…

…Тогда Варе придется держать ответ за все содеянное. Тогда придется рассказать, о том, как она сгубила собственную маменьку. И все увидят, какая она есть на самом деле, что она чудовище. Увидит отец, а самое ужасное — увидит Матфей. Одна мысль, что он увидит — была мучительна. Пусть её терзают голод и пустота, но не его взгляд, наполненный презрением к ней, как только он поймет, что она есть такое на самом деле.

Она ничтожна, она не достойна, она грязь под ногами. Она примирилась со своей ущербностью, но не могла примириться с мыслью, что он это в ней обнаружит.

Она села, поджав под себя ноги, закрылась руками — нет, она не вынесет его осуждения. И понять не получалось — от чего оно для нее страшнее всего на свете. Почему она так зависит от его мнения о ней?

— Эй, — позвал Матфей, легонько потрепав её за руку. — Чего грузишься? Страшно?

Она подняла на него взгляд.

Матфей, наклонившись над ней, ободряюще улыбнулся. Видимо тоже прогуливался по пещерам и, наткнувшись на неё, решил присесть рядом.

— Понимаю. Тоже не хочу здесь сгинуть, — вздохнул он, по-своему истолковав её молчание. — Если уж пропадать, то под голубым небом и с любимой девушкой рядом.

И