Если бы я не знал, что убийцы нацелились в том числе и на Филиппа, то наряду с Амио включил бы его в свой (условно короткий) список подозреваемых.

Кареты уже ждали у крыльца, но Филипп медлил, по непонятной причине оттягивая поездку, пока солнце не показалось над горизонтом. Хотя Лувр находился всего в нескольких сотнях футов от Пале-Рояля, идея использовать ноги даже не рассматривалась. Слуг это не касалось, само собой. В итоге они прибыли раньше нас. Все долго рассаживались по экипажам и отъезжали, и в итоге это заняло прорву времени. Просто дойти пешком было бы гораздо быстрее.

Я вышел из кареты, и ко мне поспешил Том. Он пытался удрать от бойкой горничной, которая оглядела моего гиганта-друга и решила «потренировывать свой англейский». К ужасу Тома, я отправил его обратно – к девушке, которая тут же затрепыхала ресницами. Выбора у меня не было: входя в Лувр, дворяне не брали с собой слуг.

Лувр был невероятен – трёхэтажный дворец, выстроенный из бежевого камня, окружённый величественными колоннами и изящными статуями. Вспомнив, что мне надлежит выглядеть аристократом, я старался не пялить глаза, как сделал бы простолюдин. А жаль. В результате мне так и не удалось вдосталь полюбоваться видом.

Дворцовый распорядитель подгонял нас, упрекая герцога за опоздание. Я успел заметить, что французские слуги зачастую грубят своим хозяевам. В доме Шателенов я такого не видел, зато в Пале-Рояле – сплошь и рядом. Это немного шокировало. В Англии за разговоры в подобном тоне прислугу бы выпороли.

В сопровождении распорядителя мы отправились прямиком в королевские покои. Дамы остались дожидаться в соседней комнате, а джентльмены вошли в опочивальню. Здесь – как и во всех богатых французских спальнях – большую часть места занимала огромная кровать с балдахином – такая широкая, что на ней можно было улечься ввосьмером. Её прикрывал лёгкий полупрозрачный синий занавес.

Мы сгрудились в углу комнаты, а слуга поднял ткань, и нашим взорам предстал почивающий Людовик. Затем распорядитель позвонил в колокольчик, и король сел на кровати.

Призна́юсь, мне было любопытно посмотреть, как он выглядит. Я заметил несомненное сходство с Филиппом – то же овальное лицо, прямой благородный нос и полные губы. И хотя Людовик не произнёс ни слова, мне он сразу показался более приятным и дружелюбным, чем его брат.

Слуги принесли несколько чаш. В одной была вода – и король умылся. В остальных лежали фрукты, мясо и хлеб. Он съел из каждой понемногу, а потом жестом велел всё убрать.

Мой учитель всегда говорил, что политика ему претит. Я никогда не понимал толком, что это значит. Оглянувшись вокруг, я с удивлением понял, что все остальные с восхищением взирают на Людовика. Что ж, в какой-то мере я мог это понять – всё же он был их королём… но не моим. И пусть он был самым важным человеком во Франции, однако облачённый в ночную рубашку Людовик походил на любого мужчину, сующего в рот кусок дыни.

Наконец мы вышли из спальни и воссоединились со своими слугами. Наверное, у меня был малость растерянный вид, потому что Том ухмыльнулся.

– Было ли захватывающе наблюдать, как проснулся король, мсье? – спросил он.

– Невероятно, – буркнул я.

– Я хочу услышать всё-всё, месье! Скажите, что он сделал в первую очередь?

– Мне не кажется, что…

– Он открыл глаза? Потянулся? Зевнул? Скажите, что он зевнул!

– Может, прекратишь уже?

Вид у Тома стал задумчивым.

– Хотел бы я увидеть, как король садится.

– Ты будешь доводить меня целый день?

– Это Франция, мсье, – надменно отозвался он. – Я могу грубить вам, сколько захочу.

Том упорно продолжал величать меня «мсье». Я напомнил ему, что в Пале-Рояле у меня под кроватью лежит целая коробка ядов. Ещё я сказал, что если он не прекратит, я воспользуюсь своим правом сеньора и организую его свадьбу с той чрезмерно пылкой горничной. Тут он наконец-то заткнулся.

По прошествии нескольких минут ожидания и ничегонеделания мне снова пришлось оставить Тома со слугами. Теперь, когда король позавтракал, настал черёд всех прочих. Нас провели в большую комнату, где на длинном столе ждали несколько блюд с едой. Все брали что кому нравилось и ели, одновременно беседуя. Мужчины и женщины снова разделились. Теперь, когда мне предстояло общаться с людьми, я вновь почувствовал себя неуютно.

За исключением Филиппа, с которым мне разговаривать не хотелось, я никого толком здесь не знал. Более того: хотя мне надо было провести расследование – выяснить что-нибудь насчёт Амио и прочих, кто мог быть связан с убийцами, – я понятия не имел, как разговаривать с этими людьми. Пока я сидел в карете и притворялся бароном, всё выглядело очень просто. Но совсем иное дело – убедить цвет французского дворянства, что я им ровня. По пути в Париж, сидя в экипаже и прячась за шторами, я практиковался вести подобные разговоры, и тогда мне казалось, что это звучит великолепно. Теперь же я не мог вымолвить ни слова – и стоял болван болваном. С изумлением я заметил, что Салли чувствует себя как рыба в воде. Её окружала группка девушек, жадно внимавших рассказам Салли; глаза их возбуждённо блестели. Правда, немного беспокоило то, что они время от времени с интересом поглядывали на меня…

Я мысленно застонал. Какая жалость, что здесь нет Симона! Мне надо было перед расставанием расспросить его, как общаться с такими людьми. А вскоре Симон уедет из города, и я останусь совсем один.

И тут кто-то решился заговорить со мной. Человек в жилете с золотыми пуговицами подошёл и представился как маркиз де Ножан-сюр-Сен.

– Я слышал, нынче утром граф де Кольмар устроил сцену, – сказал он.

Мне тут же вспомнились слова Симона. Самая ходовая монета в этом королевстве – сплетни. Возможно, надо двигаться этим путём.

– Да, месье, – сказал я. – Мой др… мой слуга разрубил змею напополам.

Мужчина рассмеялся.

– О, так это были вы! Что ж, рад за вас.

– Амио обещал мне неприятности.

Маркиз махнул рукой.

– Фу ты ну ты. Он мантия, а не шпага. – Маркиз посмотрел на меня с возрастающим интересом. – А вы?

– Простите?..

– Ваша семья.

Сердце учащённо забилось. Я понятия не имел, что он имеет в виду. Однако, судя по всему, мне следовало это знать. Я лихорадочно раздумывал, что сказать. Ну… поскольку я Эшкомб, видимо, мне нужно быть «шпагой».

– Мой дед – соратник короля Англии. Не один десяток лет он был верным генералом Карла.

Очевидно, это был правильный ответ. Маркиз удовлетворённо кивнул.

– Тогда вы понимаете суть проблемы, – сказал он. Я сделал над собой усилие, чтобы не таращиться на него.

К нам присоединился ещё один джентльмен – с тонкими усиками и дружелюбным взглядом.

– Жан-Батист Кольбер, – представился он.