Но, по крайней мере, мне удалось пройти мимо камер у входа без каких-либо инцидентов. Это уже что-то.

Дорожка у входа была слегка запорошена снегом, и я была уверена, что упаду, если не уцеплюсь за Крейтона, как пьяная обезьяна. Так что я за него уцепилась.

А потом я при первой же возможности ухватила фужер с шампанским с подноса, который мимо проносил официант. Но, чтобы почувствовать уверенность в себе и пережить этот вечер, мне понадобится гораздо больше выпивки.

В первый раз с тех пор, как я вышла замуж за Крейтона, я чувствую себя девушкой из службы эскорта. Не то чтобы Крейтон дал мне хоть малейший повод почувствовать себя таковой. Он знакомил меня со всеми и старался втянуть в общий разговор, но мои ответы были короткими и неловкими.

Мне нужно собраться, чтобы я могла обаять их и заставить его гордиться мной. Может быть, мне стоит нанять преподавателя актерского мастерства, который научил бы меня, как вести себя на подобных сборищах. Сама я никогда этому не научусь. Я просто не чувствую себя здесь своей.

И судя по тому, как женщины мгновенно отворачиваются, когда я случайно перехватываю их взгляды, мне очевидно, что они тоже знают, что я здесь не в своей тарелке. Я даже могу предположить, что именно они шепчут, склонившись друг к другу:

«Да, это та девица, на которой он женился после одной совместно проведенной ночи. Как ты думаешь, он знал, что она будет так нелепо выглядеть здесь?»

Или:

«Я готова поспорить, что теперь он жалеет, что не взял в жены девушку своего круга».

Или, может быть, даже:

«Я готова занять ее место, когда она ему надоест».

В своих черных платьях они были похожи на стаю ворон, которые ждут момента, чтобы наброситься на наш с Крейтоном брак, как только он умрет.

В другой день, как мне хочется думать, все это только бы укрепило меня в желании доказать им, что они ошибаются, но сегодня вечером я чувствую себя слишком ранимой, и мне приходится прилагать неимоверные усилия, чтобы спрятать мою слабость.

Крейтон здоровается еще с какими-то людьми, и они начинают обсуждать свои дела. А я вишу на его руке и улыбаюсь. Я ни черта не понимаю, о чем они говорят, и мои щеки уже болят от улыбок. Мы пробыли здесь всего двадцать минут, а мне уже не терпится уйти отсюда.

Я прогоняю прочь эти мысли. Я здесь, потому что это важно для Крейтона. Я краем уха слушаю их беседу, когда они начинают обсуждать какое-то новое предприятие, в которое говорливый парень в смокинге с красной клетчатой бабочкой уговаривает Крейтона вложить деньги.

Я жду, когда парень замолчит, чтобы перевести дыхание, и сжимаю руку Крейтона. Он моментально переключает свое внимание на меня, и его темные глаза смотрят на меня с нежностью и… любовью?

По моему телу пробегает волна тепла, и в первый раз после того, как мы выбрались из лимузина, я не чувствую себя взволнованной и несчастной. Мне нужно научиться быть спокойной рядом с ним, когда он становится центром внимания в своем кругу. Он обаятельный мужчина, и я горжусь тем, что он принадлежит мне. Но мне нужно еще многому научиться, прежде чем я почувствую себя уверенно в его мире.

Я тихонько откашливаюсь, чтобы прервать говоруна.

– Прошу простить меня. Мне нужно припудрить носик.

Я горда собой, мысленно глажу себя по головке за то, что выразилась так элегантно, а не сказала что-нибудь вроде: «Я пойду пописаю». Учитывая то, что все последние недели я провела в обществе Буна и своей группы – той еще компании – я, возможно, заслуживаю за это дополнительной премии.

Я разжимаю пальцы, которыми цеплялась за руку Крейтона. Бог мой! Я, наверное, оставила отпечатки пота на его смокинге! Но Крейтон хватает меня за руку прежде, чем я успеваю отстраниться от него. Он поворачивается ко мне, не обращая внимания на замолчавшего собеседника, и притягивает меня за руку к себе. Он ставит свой наполовину пустой стакан на поднос проходящего мимо официанта и поднимает другую руку, чтобы коснуться моего лица.

Я наблюдаю за тем, как уносят его стакан, не понимая, что Крейтон делает. Это что, публичное проявление привязанности? Мне казалось, что это не в его стиле, и уж точно не в моем. Но все мысли покидают меня, когда он склоняется к моему уху.

– Если я пообещаю больше не говорить об этом скучном дерьме, ты пообещаешь, что вернешься очень скоро?

Я улыбаюсь в ответ на его вопрос. Это как раз в духе Крейтона – сказать мне что-то, что позволит мне почувствовать себя более уверенно.

– Если я не заблужусь.

– Договорились.

Его губы касаются того места, которое он только что обжигал своим дыханием.

Я делаю шаг назад и смотрю ему в глаза. В них по-прежнему горит нежность и любовь.

И когда я ухожу, покинув безопасное место рядом с ним, в моей груди зарождается смутное беспокойство.

Холли

Когда я выхожу из дамского туалета, я не спешу вернуться к Крейтону. Я делаю это не специально, просто меня постоянно отвлекают все эти потрясающие экспонаты. И кто устоял бы при виде их? Я никогда прежде не бывала здесь, но я твердо планирую вернуться.

Я останавливаюсь перед экспонатом, висящим на стене, который состоит из проволоки и металлических музыкальных нот. Они поют мне. Учитывая, что музыка – смысл моей жизни, я не могу не задержаться около этого творения – и оно вовсе не такое безумно уродливое, как многие из тех, что я видела сегодня вечером.

– Прелестно, не правда ли?

Я поворачиваюсь и вижу женщину с платиновыми волосами, одетую в потрясающее ярко-зеленое шелковое платье, облегающее все ее изгибы. Ее грудь, возможно, фальшивая, но если и так, это очень дорогая подделка, которую трудно отличить от натуральной. Я чувствую, что веду себя, как мужик, оценивающий ее прелести, и заставляю себя перевести взгляд на ее глаза. Ярко-зеленые, как и ее платье.

Она, похоже, не заметила мою оплошность, потому что, в свою очередь, разглядывает меня. Но ее взгляд сфокусирован не на моей груди, а на моем колье.

– Ну что ж, Крейтон, безусловно, стал более щедрым. За такое колье можно умереть.

Я не могу уловить, что скрывается за ее тоном. Она не кажется язвительной… здесь что-то другое.

– Спасибо.

Она протягивает руку, и я не могу не заметить ее идеальный маникюр.

– Я Анника Фредериксон.

Мы пожимаем руки, и я собираюсь назвать свое имя, но она опережает меня.

– А вы Холли Викс Карас.

Мне кажется забавным, что она прибавила «Карас» к моему имени, но я не собираюсь оспаривать это. Просто большинству людей, которые могли бы узнать меня, не пришло бы в голову это сделать. Но что-то подсказывает мне, что она узнала меня не по моим выступлениям на СМТ[4], потому что я не могу представить, что она смотрит этот канал. И, кроме того, она упомянула Крейтона. Она явно принадлежит к кругу его знакомых.