Я прекрасно знал, к чему он ведет.

– Нам нужно отправить отряды на поверхность. Нам нужен керамзит, пластмасса, стекло, металлическая сетка.

– Ты хочешь заново собрать убийц вместе? Они Генерала убили, а ты им снова даешь власть над нами? – спросил я.

Крайслер сглотнул.

– Можем отправить моих ребят.

– Не смеши меня. Они и часа не продержатся на поверхности, – хмыкнула Трухина.

– Так обучи новых!

– На это уйдут годы.

– Значит верни в строй самых лояльных из Падальщиков!

Крайслер не мог угомониться, и это начинало напрягать.

– Нет среди них лояльных! Бунтари всех до одного обработали! Или ты сам не видишь ненависть в их глазах к твоим отрядам?

Крайслер видел это. Вот только мог спутать с простым страхом солдат перед угнетателем, коим в их ситуации стал Крайслер – крушитель костей. Они ненавидели его за то, что над ними издевались его воспитанники, а Големы многие года кулаки разминали, чтобы испробовать Падальщиков на прочность. Теперь им предоставилась эта возможность, и каждый солдат бывших отрядов специального назначения, даже самый зеленый новобранец получил пару гематом за славу своих более опытных боевых товарищей. Все Падальщики стали изгоями в военном блоке, и нынешний их статус необходимо поддерживать всеми силами.

– Мы должны справиться с бытовыми проблемами сами без помощи предателей.

– Настолько их боишься? Поэтому приставил ко мне свою гниду Корвина? Чтобы я ненароком не услышал того, чего мне нельзя знать? – оскалился Крайслер.

Напряжение между нами росло. Крайслер продолжал щупать почву и вести расследование. Корвин доложил, что он пристально изучал записи с камер видеонаблюдения, но вовсе не того злополучного дня, когда Падальщики ворвались в штаб Генералитета. Крайслер пытался найти того, кто дал им коды доступа. Это был я. И Крайслер это знал, просто до сих пор не нашел доказательств. Но он уже знал, что ищет, а это означало, что вскоре он докопается до истины.

– Эти ублюдки воспользовались своим положением, обманули доверие Генерала и безжалостно его прикончили. Или ты это забыл?

Крайслер взглянул на меня, в его глазах сверкнули огоньки гнева.

– Не смей говорить со мной в таком тоне! – прошипел он. – Я больше всех вас верил в Генерала! И каждое его слово, каждый приказ поддерживал без капли сомнения!

Может, это и стало ошибкой Крайслера – он возложил свои надежды на того, кто больше не мог их оправдывать.

Мы нашли Крайслера сорок лет назад в Клуже, там же объединились, когда начался военный всполох и последние остатки боевой мощи разлетелись на куски – каждый был уверен в том, что его путь к спасению единственный верный. Исайя увидел тупоголового пса, которого можно было воспитать себе на верность и подчинение, и Крайслер отныне стал тенью Исайи. Даже более близкой, чем мы с Трухиной. Помню, как сильно нас это задело, но позже я осознал, что мы с Исайей тоже видим спасение по-разному.

– Пятнадцать процентов турелей вышли и строя, надо послать наверх инженеров, пусть посмотрят, можно ли их восстановить, – Крайслер продолжал докладывать.

И продолжал жать на педаль под названием «нам нужна поверхность».

Мы с Трухиной переглянулись. Это не осталось незамеченным Крайслером. Он уже давно осознал, что остался в меньшинстве, и пусть его голос хоть бьется в истерике, но все будет так, как решим я и Трухина.

Но сейчас я не могу играть ва-банк, у Крайслера есть подозрения относительного дня военного переворота, а потому он не подписывал приказ о расстреле основного отряда Падальщиков. Приказ, который был мне нужен позарез.

– Ладно, разрешим инженерам выйти наверх. Но без Падальщиков. Сами разберутся, что к чему, – произнес я, чтобы выиграть долю доверия у Крайслера.

И пока он был доволен умасленной просьбой проверить турели, я зашел с другой стороны.

– Что с расследованием? Нашел подозреваемых?

Крайслер посмотрел на меня странным взглядом. Было там и недоверие, и подозрение, но еще надежда на то, что мы все еще товарищи, воюющие по одну сторону, как и все эти сорок лет.

– Не колются. Ни жители, ни солдаты. Но ключ-карту и коды дверей Падальщики могли получить только от того, кто имеет доступ в штаб. А это не Падальщики. Там обитают наши отряды: Големы и Назгулы. А значит, предатель из ваших, – буркнул Крайслер.

От удовольствия, что он испытал, обвиняя нас в недосмотре за своими детинами, у него даже мышцы на затылке задвигались, словно пританцовывая.

– Валяй. Мне неважно, на чьей кухне завелся таракан. Пусть даже на моей – все равно прихлопну, – сказала Трухина, смотря на Крайслера, не моргая.

– Я одного не пойму, как это влияет на казнь Падальщиков? Они все равно виновны, найдешь ты предателя или нет, – произнес я, искоса поглядывая на Крайслера.

Крайслер ответил вызывающим взглядом.

– Экономлю место в будущих отсеках для трупов.

С этими словами Полковник встал с наглым скрипом стула по-хозяйски и удалился из штаба.

Я упал на спинку потрепанного компьютерного кресла, пружины уныло завыли в такт моим нервам.

– Он будет тянуть до последнего с Падальщиками, – прохрипела Трухина.

– Пусть тянет. Со временем все больше отсеков будут приходить в негодность, перенаселенность толкнет людей на крайние меры, начнется давка и борьба за кусок территории на базе. Крайслер сам начнет уничтожать лишних.

Я закрыл глаза и постарался представить грядущие времена. Несмотря на обилие смертей и крови, они не наводили ужас на меня. И тогда я задумался, а не стал ли я бездушным ублюдком?

– Помнишь Клуж? – внезапно спросил я тихо.

Трухина взглянула на меня своими узкими серыми глазами, над которыми нависли хмурые брови-ниточкой. Глупый вопрос. Разумеется, она помнит.

– Скажи мне, мы стали одними из них?

Трухина поняла, о ком я. Ромашка и Пекарь первыми взбунтовались там в горах, где скопилось порядка четырех тысяч беженцев со всех концов Европы. Не хватало не только места, но и продовольствия, и питьевой воды. А из-за отсутствия медикаментов людей начали снедать болезни. Человечество было заперто между двух огней: смертельный вирус, превращающий в монстров, и вирусы оспы, кори, инфекции менингита. Пекарь с Ромашкой всполошили солдат, уставших быть няньками простым людям, и покинули Клуж с половиной нашей бронетехники. Мы остались с четырьмя тысячами людей практически голыми перед опасностью, что поджидала нас у подножия гор.

– Мы не предатели, – вдруг произнесла Трухина.

По ее взгляду в никуда я понял, что она пребывала со мной в том же моменте прошлого.

– Мы не бросаем свой дом, а защищаем. А те ублюдки оставили нас беззащитными на произвол судьбы и чихать они хотели, как мы подохнем: от холода, голода или же вируса.