кроме как самому стать богоподобным, нести Царство Божие людям — идеи довольно ясные и простые, но так и не ставшие путеводными для абсолютного большинства христиан, и даже — для большинства «отцов» христианской церкви.

Благая весть — это учение Христово, названное так самим Иисусом: Бесора — так это слово звучит по-арамейски, Евангелие — по-гречески. Благая весть — не философская доктрина, не проект социальных реформ и не мистическое познание иных миров. Благая весть — это возможность изменения отношений человека с Богом, снятие пелены с лика Творца, это весть о высшем призвании человека, о его возможности приобщения к божественной жизни, но также и о том блаженстве, которое дарует человеку прикосновение к Отцу. Если в Ветхом Завете речь шла преимущественно об отношениях Творца с народом, то Благая весть Нового Завета возвещает прямую связь человеческой души с Богом. «Добрый пастырь каждую овцу зовет по имени» и готов «положить за нее жизнь», — провозглашает Иисус как сын человеческий и учит не столько о Боге «в самом себе», сколько об Авве, Отце, обращенном к миру и к конкретному человеку, о Господе, живущем в нем[56]. Если в Ветхом Завете перед нами Господь, Отец — грозный небесный владыка и повелитель, то Иисус постоянно говорит об Отце, которого может обрести любой страждущий. Собственно, Благая весть несет людям дар богосыновства: для того, кто принимает ее, исполняются обетования Христа[57]. Благая весть — весть Иисуса о том, что каждый может говорить с Творцом, как с любящим Отцом, ждущим ответной любви.

Если Отец печется о самом малом творении своем, то, тем более, Он не может забывать детей Своих, которые Ему дороже всех иных творений. В «Евангелии от Матфея» читаем: «Итак, не заботьтесь и не говорите: „что нам есть?“ или: „что нам пить?“ или: „во что одеться?“, ибо всего этого ищут язычники; знает Отец наш небесный, что вы нуждаетесь во всем этом». «Послал, — пишет апостол Павел, — Бог Духа Сына Своего в сердца наши, Духа, взывающего: Авва, Отче! Так что ты уже не раб, но сын»[58].

Еще Благая весть, которую Христос принес миру у колодца Иакова, — это весть о близости Царства Божия. Тот, кто нашел Царство Божие, часто повторял он, должен купить его ценой всех своих богатств, так как при этом можно только выиграть, обрести радостное и неповторимое чувство близости небесного Отца. Подобно другим просветленным, Иисус считал, что единение с Богом превосходит все ценности и идеалы, все иные соблазны и радости, ибо, обретая Его, мы обретаем ВСЁ. Ожидание и обретение Царства Божия с тех пор становится символом приверженности к Иисусу. Хотя это выражение и раньше было в широком употреблении у евреев, Христос придал ему не только новый моральный смысл, но глубокое личностное значение: Царство Божие — это царство духа, и близкое освобождение есть освобождение духа. Царство Божие внутри тебя, и только там ты можешь обрести его. Мир во зле лежит, мир враждебен Божественному Глаголу, но изменить этот мир можешь только ты сам и в самом себе.

Начни с себя! Начни с себя, и если у тебя хватит сил, то ты сам убедишься в близости Царства Божия, ибо оно исключительно в тебе самом! Это царство — твоя чуткая душа, тонкость, красота и нежность сердца, твоя любовь ко всему существующему. Я бы назвал Иисуса Христа основателем Царства Божия в человеке, творцом идеи свободы духа, способной творить самые настоящие чудеса, еще — олицетворением и символом величественного идеализма, превозмогающего материю и не знающего природных ограничений[59].

Мысль о том, что всемогущество достигается страданием и смирением, что над силой можно восторжествовать благодаря чистоте души, — вот собственная идея Иисуса. Иисус — не спиритуалист, ибо у него всё обусловлено осязательной осуществимостью. Но он настоящий идеалист; материя для него — лишь символ идеи, реальное, живое отражение невидимого…

Став неиссякаемым источником нравственного возрождения, он создал небо чистых душ, где находится то, чего тщетно ищут на земле: совершеннейшее благородство сыновей и дочерей Божиих, святость, отрешение от мирской грязи, — наконец, свободу, которую реальное общество считает невозможной, и которая достигает своей полноты только в области сознания. Иисус же является великим учителем тех, кто ищет прибежища в этом идеальном рае. Он первый провозгласил царство духа, он первый возвестил, по крайней мере, своими поступками: «Царство мое не от мира сего[60]».

«Царство мое не от мира сего» — так Иисус парировал вопрос Пилата, действительно ли он считает себя царем иудейским. Иисус ощущал присутствие Божьего Царства, царства духа, в самом себе и, возможно, переоценивал силы человеческие в его скором достижении. Царство Божие коренилось в самих недрах его натуры, и поэтому он ощущал себя поверенным Бога в делах людских, исполнителем Его чаяний. Грядет конец одного царства и начало другого, возрождение не за горами (это слова самого Иисуса Христа). Своим примером он действительно нес Царство Божие людям и, являясь харизматической личностью, был способен преодолеть любые препятствия, возникавшие на его тернистом пути. Возможно, он чувствовал себя всемогущим, но, надо сознавать, что сокровенное чувство духовного могущества и есть непосредственное следование идее «Бог в тебе». Если Бог в тебе, ничто тебе не страшно и ничто не способно противостоять твоей воле, все ангелы небесные на твоей стороне.

По свидетельству апостола Иоанна, Иисус разъяснил Пилату, кстати отнюдь не жаждущему его смерти, свое понимание царского достоинства: «Царство мое не от мира сего» — это царство есть истина, и он, Иисус, явился в мир провозгласить ее. Но Пилат был человеком земли, далеким от идеализма Иисуса. Христос представлялся ему всего лишь неопасным мечтателем, живущим в мире грез. Религиозный прозелитизм был чужд практичным римлянам — преданность какой бы то ни было истине казалась им химерой, иллюзией. Не будь козней первосвященников, прокуратор, без сомнения, отпустил бы Иисуса на свободу.

Иисус не называл себя ни сыном Давидовым, ни царем иудейским — идея о его царском происхождении коренится в верованиях древних, будто необыкновенный человек генеалогически является Помазанником, Машиахом, Мессией. Кроме того, еще из Исаии следовало, что Машиах родится от девы. Вся древняя эгзегетика — поклонение волхвов, рождение под новой звездой, близость к древним святым — подталкивала первых христиан к идеям мессианства и боговоплощения. Увы, обвинение, выдвинутое еврейскими фарисеями и начетниками против реформатора иудаизма, укоренилось в сознании потомков, и поэтому «евреи за Иисуса» все еще редкость…

Иисуса Христа трудно назвать основателем той церкви, которая носит