особенно ярко проявлялось в борьбе с лицемерием и ханжеством. Как известно, еврейские книжники и фарисеи посредством казуистики ограничивали доступ к Царству Божьему простого люда, что многократно вызывало негодование Иисуса: «Горе вам, книжники и фарисеи, что, как гробы поваленные, снаружи кажутся красивыми, а внутри полны костей мертвых… Так и вы по наружности кажетесь людьми праведными, внутри исполнены лицемерия и беззакония». «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что затворили Царство Небесное человекам». «Царство Божие будет отнято у вас и дано приносящему плоды народу».

Иисус в своем земном странствии предпочитал иметь дело не с высоколобыми книжниками, но с «ам-хаарцами», деревенщиной. Книжники говорили: «Невежда не боится греха, ам-хаарец не может быть праведным». Иисус окружал себя простыми людьми, отверженные и парии находили в нем друга и заступника. Среди его друзей и учеников мы видим презираемых мытарей[79] и уличных женщин. Это шокировало саддукеев, но сам Иешуа говорил: «Не здоровым нужен врач, а больным… Я пришел призвать не праведных, но грешных»[80].

Иисус — человек вдохновенного духа, человек высокой идеи, дух и идея для него всё. Дух человека — высшая божественная сила, делающая своего носителя всемогущим. Человек, ощущающий Бога в себе, защищен от превратностей судьбы и сам является чудотворцем и высшим примером для подражания. Приняв возложенную на себя миссию, он жил своим божественным призванием, своим Отцом и несокрушимой верой в свои небесные силы. В «Евангелии от Фомы» Христос говорит: «Я — свет, что над всеми, Я — всё, всё появилось из Меня и Всё достигло Меня. Расколите кусок дерева, и вы найдете там Меня; поднимите камень, и там тоже есть Я». Разве это не высочайший пример реализации феномена «Бога во мне»? Потому-то именно ему доверено право учить, отпускать грехи и порой вершить чудеса. Потому-то ему повинуется природа, как она повинуется тому, кто молится и верит. Чудеса, творимые Иисусом[81], как и осуществление его пророчеств, не более чем мистические и магические феномены «расширенного сознания» — тот «дар Божий», которым наделены избранники человечества во все времена и у всех народов, от легендарных Эскулапа, Гермеса Трисмегиста и Аполлония Тианского до Блаватской и Гурджиева[82]. В этом отношении Иисус является образцом, эйдосом для таких вероцелителей и mental healers[83], как Махариши-Махеш Йога, Свами Рама, Фредерик Хауфф, Ф. А. Больциус, Д. Хоум, Э. Кейси, Э. Дэвис, Т. Эдвард, Джуна Давиташвили.

Иисус бесспорно был вероцелителем и это во многом способствовало укреплению веры в чудотворца[84]. Но сам он гораздо больше ценил чудеса, совершающиеся в душе человека (Бога в нем), нежели телесные исцеления. Исцеления привлекали к нему гораздо больше людей, чем к Иоанну Крестителю, который не совершал чудес. Впрочем, Иешуа никогда не злоупотреблял своим даром и не добивался звания чудотворца или заклинателя. «Не рассказывай никому», — часто просил он человека, которому возвратил здоровье. Евангелист Матфей свидетельствует (Мф. 9, 30–31), что люди разносили весть о небывалых событиях помимо воли чудотворца. Что до приписываемых ему воскрешений мертвых, то их вполне можно толковать в том смысле, что для верующих он сам был воскрешением и жизнью в духовном и мистическом смысле.

Но надо отметить, однако, что религиозная мысль Иисуса не знала таких слов, как «сверхчеловеческий», «сверхъестественный», слов, заимствованных уже из нашей, скудной представлениями, теологии. В его глазах природа и развитие человечества не составляли какой-то особой области, находящейся вне влияния Бога; они не были для него какой-то жалкой реальностью, подчиненной особым законам, строгим и непреложным. Для него не существовало ничего сверхъестественного, ибо и природу он не выделял из всего. Опьяненный бесконечной любовью, он забывал о тяжких оковах, сковывающих плененный человеческий ум. Гордым полетом мысли он переносился чрез бездну, отделяющую, вследствие человеческой ограниченности, Бога от человека, и непреодолимую для большинства людей. В этих словах Иисуса нельзя не признать зародыша той доктрины, которая видела в нем божественную ипостась и то отождествляла его с «Глаголом», то видела в нем «второго Бога» или «Ангела метатрона»[85].

Уже в течение почти двух столетий спекулятивная мысль иудаизма постепенно склонялась к созданию реальных образов путем соединения божественных атрибутов и отдельных выражений, относящихся к божеству, так, например, в словах «Дух Божий», часто встречающихся в Ветхом Завете, было усмотрено указание на существование особого существа, «Святого Духа». Точно такими же самостоятельными существами становятся и «Премудрость Божия», и «Слово Божие». Это было начало того процесса, который породил сефирот кабалистики, эоны гностицизма, ипостаси христианства, — одним словом, всю ту сухую мифологию, к которой вынужден прибегать монотеизм, когда он хочет ввести многообразие в понятие «Бог» и которая состоит в олицетворении абстрактных понятий[86].

Здесь необходимо добавить, что в самом иудаизме глубоко заложена идея Божественного Глагола: со времен Моисея сам Дух Божий проявлялся через наставников, пророков, отцов. Живая преемственная связь между ними позволяла народу ощущать актуальность Слова Божия во все времена. Александр Мень обратил внимание на то, что враждебная позиция фарисеев в отношении Иисуса Христа связана не столько с его учением, радикально не порывающим с заветами отцов, сколько с тем, что он сам, его свобода и личность были невыносимы для людей, культивировавших каноны, ритуалы и уставы и видевших в себе непогрешимых стражей правоверия. Кроме того, толпы слушателей, окружавших галилейского наставника, вызывали у них зависть: «Поэтому они ревниво следили за ним, старались найти в его поступках то или иное нарушение Закона. Они строили гробницы пророкам, но, когда среди них во плоти явился истинный Пророк, они не поверили Ему и тем более не захотели узнать в нем Мессию»[87]. Человеческое, слишком человеческое…

Читая сегодня грозные речи Иисуса, направленные против фарисеев и книжников, многие христиане усыпляют свою совесть, думая, что они относятся лишь к верхушке иудейского общества I века. Но тогда за этими речами остался бы только исторический преходящий смысл. Между тем каждое их слово полностью приложимо к недостойным представителям любой религии или церкви, к их самодовольству, ханжеству, консерватизму, обрядовости. Законники и клерикалы всех мастей легко превращались в гонителей… Извращения веры, гордыня, дух культового формализма, расчеты «задобрить» Бога исполнением внешних уставов живучи, как и все человеческие грехи. Древних фарисеев больше нет, но отнюдь не умерло само фарисейство[88].

Своими исцелениями Иешуа демонстрировал, чего можно достичь с помощью «Царства Божьего» или «Слова», живущего в душе. Он так и говорил: для того, кто достигает полного слияния с Господом, «нет ничего невозможного»[89]. «Истинно, истинно говорю вам: верующий