нее веет необыкновенной кротостью, парадоксальным образом соединенной с внутренней мощью и силой: «Придите ко мне все нуждающиеся и обремененные, и я успокою вас. Возьмите иго мое на себя и научитесь от меня, ибо я кроток и смирен сердцем; и найдете покой душам вашим. Ибо иго мое благо, и бремя мое легко».

Даже исследователи, враждебные христианству, подчеркивают гармоничность духа сына Марии, возникшую не в результате внутренней борьбы, но путем естественного самораскрытия внутренних сил: «Все характеры, очищенные борьбой и сильными потрясениями, например Павел, Августин, Лютер, сохранили неизгладимые следы такой борьбы, их образ дышит чем-то суровым, резким, мрачным. Ничего подобного нет у Иисуса. Он сразу предстает перед нами как совершенная натура, повинующаяся только своему собственному закону, признающая и утверждающая себя в своем сознании, не имеющая нужды превращаться и начинать новую жизнь»[67].

Между тем личность Христа неисчерпаема, она превосходит все обычные мерки; вот почему каждая эпоха и каждый человек могут находить в Нем новое и близкое им. Об этом, в частности, свидетельствует и история искусства. Если мы сравним фреску в катакомбах Рима, или древнерусскую икону с изображением Христа у Эль Греко, или модерниста Шагала, то легко убедимся, как по разному преломлялся Его образ на протяжении веков[68].

Со страниц евангелий перед нами встает просветленный человек, желавший только одного: «Творить волю Пославшего Его»[69]. Глубоко человечный, далекий от аскетизма, он плачет, скорбит, удивляется, радуется, смеется, обнимает детей, любуется природой. «Вот человек, который любит есть и пить вино», — говорят о нем святоши. Речь равви[70] дышит снисходительностью к человеческим слабостям и любовью к павшим. Кроткий и справедливый, он бывает ироничен и резок, но неизменно справедлив и снисходителен. В нем нет ничего жреческого, он не знает пафоса и надрыва, ему присуща просветленная трезвость, но часто он говорит глубокими аллегориями и притчами[71], увы, далеко не всегда понятными для окружающих. В нем живет огромная духовная сила, заставляющая даже врагов относиться к нему с почтением и уважением. Скажем, у того же Понтия Пилата скупые речи Иисуса вызвали непроизвольный трепет.

Ж. Ж. Руссо одним из первых заметил, что выдумать такую личность просто невозможно, а И. В. Гёте считал, что на евангелиях «лежит отблеск той духовной высоты, источником которой была личность Христа и которая является божественной более, чем что-либо иное на земле»[72].

Любопытно, что при всей необъятности фигуры Иисуса в евангелиях нет ни его портрета, ни прорисованных черт его характера. Хотя можно понять, что у многих он вызывал симпатию и расположение, тем не менее у него было и много врагов. Святой Иустин, Климент Александрийский и Тертуллиан, видимо, на основании утраченных документов утверждали, что он был невзрачен лицом, Цельс уточнял: «Раз в теле Христа был Дух Божий, то оно должно было резко отличаться от других ростом, красотой, силой, голосом, способностью поражать и убеждать… Между тем оно ничем не отличалось от других и, как говорят, не выделялось ростом, красотой, стройностью»[73].

Евангелисты бесспорно чувствовали дистанцию, отделяющую их от Учителя, и это нашло свое выражение в Новом Завете. Не всегда понимая его, они и в Писаниях своих давали понять, что в нем оставалось много невысказанного. «У него были человеческие чувства, — пишет современный экзегет Джон Макензи. — Он не скрывал их, но ученики видели, что Его чувства, в отличие от их собственных, всегда остаются под контролем. Он обладал редкостным достоинством и авторитетом. Но, несмотря на сдержанность, слова и поведение Его были всегда искренними; ни в уловках, ни в дипломатии Он не нуждался».

Хотя Христа считают основателем величайшей из мировых церквей[74], у него практически не было ни догматов, ни системы — только твердая решимость, которая оказалась сильнее любой идеологии и поныне управляет душами значительной части человечества.

Поскольку речь зашла об апостолах, я хотел бы отметить их сложные отношения с Учителем, часто выражавшиеся в непонимании, отказе, даже предательстве. У апостолов было мало «Бога в душе» — потому-то Иисус незадолго до смерти бросил им: «Есть между вами такие, которые не веруют». Даже теологи вынуждены признать, что во время последней встречи с учениками мало кто понимал его и что «Иисус был среди них одинок, как никогда»[75]. Иисус настолько упредил свое время, что даже авторы евангелий — это постоянно чувствуется — говорят о том, что многие речи превосходят их понимание, их собственный уровень. Как сообщает евангелист Иоанн, после Тайной вечери «многие из учеников Его оставили и больше с Ним не ходили». Мы знаем также, что немногие «ходившие», в страхе быть обвиненными заодно с Учителем, отказывались признаться в знакомстве с ним. В евангелиях без обиняков говорится, что после захвата Иисуса легионерами все друзья его скрылись: «При виде Учителя, Который покорно дал увести Себя, их охватила паника, и они забыли, как обещали идти за Ним на смерть»[76].

Иисус, на несколько тысячелетий упредивший время, понимал, сколь трудно овладение Богом в собственной душе, пересоздание человека, обремененного заблуждениями и пороками своей эпохи, и ясно видел, что во многом это относится и к его духовным братьям. Хотя долгие дни и ночи апостолы проводили с Учителем, хотя они видели в нем служителя Господня, все они не были готовы к страдающему и гибнущему Христу. Они ждали его земного торжества, а не поругания. «Будучи избраны апостолами Царства, они все же оставались бесконечно далекими от Христа»[77].

У Иисуса не было фундаментальных обоснований своего учения и он никогда не требовал от своих учеников напряженного внимания или специального сосредоточения. Он проповедовал не свои убеждения, а самого себя, того Бога, которого ощущал живым присутствием в своем сердце. И именно это живое присутствие оказывало столь сильное влияние на ум и волю неофитов[78]. Налицо отождествление собственного вдохновенного «я» «Сына Человеческого» с объектом почитания и любви. Пожалуй, главная, но все еще плохо усвоенная идея Иисуса Христа состоит в том, что все люди со временем могут стать сынами Божиими. Харизматичность Иисуса — это богоприсутствие и богооткровение, раскрывавшие ему сокровенные тайны и сердца людей. Позже ему приписывали встречи с Илией и Моисеем, сверхъестественные связи с небесами, но разве всё это и многое другое, что нам о нем известно, не проясняется более простым и естественным путем — харизматическим ощущением Бога в себе, богосыновства, возвращения к Отцу?

Могучее, часто поэтическое, красноречие Иисуса, привлекавшее к его проповедям людей, уставших от начетничества и религиозного догматизма,