в меня будет творить дела, которые Я творю, и больше этих будет творить» — этими словами он подчеркивал, что чудеса не являются его прерогативой, но доступны всем тем, в душе которых Свет Господен.

Было бы неверно, как делают многие толкователи, расценивать чудеса Писания только как иносказания или аллегории. За исключением разве что воскрешения Лазаря через пять дней после смерти последнего, большая часть чудес Иисуса неоднократно повторена людьми, в совершенстве овладевшими холотропным состоянием своего сознания. Сам Иешуа называл чудеса «знамениями», признаками наступления Царства Божьего в душе человека. Завоевав это царство (на современном языке — овладев экстрасенсорными способностями) совершенный человек может одолеть привычные правила и законы повседневности. Скажем, среди многочисленных чудес Иисуса неоднократно упоминается его указание неудачливым рыбакам места, где много рыбы. Ныне известно, что некоторые экстрасенсы-провидцы способны не только указывать, но даже «призывать» добычу в нужное место. Подобным образом Иисус однажды словами «молчи, стихия!» прекратил опасное волнение в Галилейском море. Имеются многочисленные свидетельства этнографов о том, что способностью управлять погодой обладают многие сильные шаманы. Сам Учитель постоянно подчеркивал тесную связь между состояниями тела и души. Как-то исцелив паралитика, он предупредил его: «Вот ты стал здоровым, больше не греши, чтобы не случилось с тобой чего худшего»[90]. Как и современные вероцелители, Иисус считал главным условием выздоровления веру больного, без которой плацебо не действует. Поэтому он никогда не совершал чудес в Назарете, «где был воспитан» и где в него никто не верил[91]. Подобным образом, внимательный читатель Нового Завета должен заметить, что Иисус каждый раз категорически отказывался творить чудеса (знамения), когда этого от него требовали враги, «род лукавый и прелюбодействующий». По словам евангелиста Марка, чудесные исцеления свершались там и тогда, где и когда живущий в Иисусе Господь «видел веру их»[92]. В этом случае Сам Бог как бы действовал через Иисуса.

Иисус неоднократно подчеркивал, что творимые им чудеса — небесный знак его посланничества: «Отец Мой доныне делает, и Я делаю. Истинно, истинно говорю вам: не может Сын творить Сам по Себе, если не видит Отца творящим, ибо что Он творит, то и Сын творит так же…» — может ли быть лучшее свидетельство могучей силы, живущей в человеке, с которым Бог?

Подобно всем иным реформаторам в человеческой истории, сложившейся консервативной системе идей, так сказать, вере отцов, Иисус противопоставил религию, идущую от сердца, питаемую бескорыстным энтузиазмом, а не традицией, наследованием или принадлежностью к определенному народу. Вера должна питаться не рабским, бездумным идолопоклонством или родовыми связями, а исключительно персональным и свободным поиском Бога. Собственным примером Иешуа подтверждал правоту книги Иова: «Мудрость не является более достоянием старцев». История изобилует примерами исторического поражения власть предержащих и торжества оппозиции. Величайшие новаторы, вызывавшие бурное брожение идей, изменявшие лик и ход истории, — чаще всего те, кого она посылала на эшафот. Величайшего из мудрецов Древней Греции Эмпедокла родина вынудила броситься в жерло Этны. Сократ прославил Афины и выпил цикуту. Данте стал величайшим гражданином Флоренции и был ею с позором изгнан. Лютер реформировал католичество и только по воле случая унес ноги от императора. Спиноза был величайшим из евреев современности и был изгнан раввинами. Примеры можно множить и множить. Пифагор был распят, а его университет сожжен; Гипатию сдернули с колесницы и разорвали на части; память о Жаке де Молэ пережила убивший его костер; Савонарола был сожжен на площади во Флоренции; Галилея заставили отречься на коленях; Джордано Бруно был сожжен инквизицией; Роджер Бэкон вынужден был проводить свои опыты в секрете и оставить свои знания зашифрованными; Фрэнсис Бэкон постоянно находился под угрозой уничтожения. Россия, которую называли страной Владимира Соловьева и Льва Толстого, предала забвению первого и посылала намыленную петлю второму. Униженный и поруганный Иисус был славой Израиля и был им распят на кресте[93]. Я уж не говорю о том, что эта страна веками ждала Машиаха, но не захотела признать таковым величайшего из своих сыновей.

Как величайший религиозный реформатор, Иисус провозглашал новую религию всего человечества, а не избранного народа. Ибо все люди — дети Божии, носящие Бога в своем сердце. Может быть, впервые в истории человечества Иисус бросил вызов ксенофобии — инстинкту неприязни к «чужакам»: «Несть ни эллина, ни иудея пред ликом Моим». Он даже предвидел, что его идеи найдут почву не столько на родине, сколько на Востоке и Западе: «Говорю вам, что многие придут с Востока и Запада, и войдут с Авраамом, Исааком и Иаковом в Царство Небесное». Фактически Сын Человеческий провозглашал религию человечества, основанную на чувстве любви, а не на крови, на доверии, а не на законе. Симпатии Иисуса вообще не были связаны с семьей, классом, нацией и даже верой — его симпатии лежали на стороне презираемых и отверженных, поэтому язычникам и иноверцам не был закрыт вход в Царство Божие. Люди становятся чем-то единым и несокрушимым исключительно тогда, когда любят друг друга, когда объединены общей идеей и все устремлены к общему благу. Естественно, всё это далеко отстоит от Моисея, Иуды Гавлонита[94] или Йоана Гиркана[95].

…Истинно братские отношения между людьми устанавливаются не верой, а чувством милосердия. «Ближним», под которым иудаизм подразумевает преимущественно своих единоверцев, Иисус считает всякого человека без различия секты, который жалеет подобных себе. Братство людей в самом широком смысле, вот чем дышат все его поучения[96].

Осознать феномен Иисуса — это понять подвижника, всецело и полностью принадлежащего своему назначению, готового следовать ему вопреки любым преградам. Его глубинное чувство богоприсутствия, соединенное с необыкновенно страстным темпераментом, далеко выводило его за пределы нормы, делало неотмирным рыцарем веры, влекло к нему ищущих и страждущих. Совершенно очевидно, что то движение, которое он возглавил благодаря указанным качествам, имело совершенно уникальную энергетику, которой хватило на тысячелетия для привлечения неофитов. Еще более ясно, что никакие доказательства и никакая логика не смогли бы заменить страсти и влечения сердца — всего того, что именуется харизмой и проявляется в виде мощной духовной иррадиации. Но страстность, лежащая в основе его существа, невозможна без пристрастности, часто ведущей к необъяснимым и резким поступкам, просвечивающим даже через его агио- и иконографию. Более того, любое духовное движение в принципе невозможно без преодоления мощного сопротивления и исключительно по правилам этикета. Возможно, что даже оппозиция Христу питалась из того же источника — из реальных и мифических перехлестов, из невозможности каждодневно следовать его высоким идеалам, из сверхчеловечности, не знающей ни