их опять беременеть и рожать… Чтобы не дать угаснуть родословной прекрасных костных бабочек, это повторялось снова и снова.

Вот только подобный подход был больше похож на разведение на убой свиней или баранов.

Хотя, почему похоже? Они ведь на самом деле были скотом, разводимым на убой.

Когда ребенок рождался, мальчиков тут же разделывали, чтобы изготовить из них чудодейственные пилюли, или напрямую продавали богатым семьям и школам, вроде Духовной школы Жуфэн. Девочек оставляли и держали в неволе до тех пор, пока они не вырастали, чтобы использовать их для спаривания и размножения.

«Спаривания».

Чу Ваньнин до сих пор помнил, что когда впервые увидел это слово в книге «Чудодейственные пилюли Гуюэе, как лучшее средство для экстренной помощи», его затрясло от шока и омерзения.

Ши Мэй улыбнулся, но на этот раз улыбка на его лице выглядела немного бледной и горькой:

— Они использовали свои практики работы с ядами, чтобы обрабатывать[297.2] плоть прекрасных костяных бабочек и этим заслужили одобрение всего мира совершенствования… Живые люди… это ведь были живые люди. И только потому, что в их крови была небольшая примесь крови древних демонов, что могла принести пользу чужому совершенствованию, живых людей посчитали за скот, — чтобы скрыть свою боль, Ши Мэй резко поднял чашку и сделал глоток чая, однако было видно, что его пальцы едва заметно дрожат. — Лекарство, что побуждает эмбрион быстрее расти, наносит непоправимый вред матери, так что ни одна их этих юных прекрасных костяных бабочек для разведения не дожила и до тридцати лет. Вот только такая короткая жизнь для них была даже благом, ведь только так они могли покончить с этим бесконечным кошмаром постоянного «спаривания» и «размножения».

Когда он произносил «спаривание» и «размножение», его лицо пылало от ненависти, словно он только что получил хлесткую пощечину. Речь Ши Мэя прервалась, и на мгновение показалось, что он изо всех сил сопротивляется желанию разразиться проклятиями, однако, в конце концов, когда его губы вновь шевельнулись, с них сорвалось всего лишь полное сарказма:

— Отлично.

Чу Ваньнин открыл глаза. Его взгляд, наконец, упал на Ши Мэя.

Этот всегда такой отстраненный и коварный манипулятор, мысли которого было практически невозможно прочитать, сейчас был похож на обычного одержимого местью человека, на лице которого ясно читались бесконечная ненависть и злоба.

Ши Мэй замолчал, казалось, о чем-то задумавшись. В конце концов, не в силах больше сдерживаться, он поставил чашку на стол и, уткнувшись лицом в ладони, растер его. Когда, глубоко вздохнув, он, наконец, поднял голову, глаза у него были красными.

На памяти Чу Ваньнина эмоции Ши Мэя еще никогда не выглядели настолько настоящими и осязаемыми.

— Учитель, помните ли вы, как и почему Гуюэе отказалось от своего плана разведения прекрасных костяных бабочек?

Чу Ваньнин не совсем понимал, что сам он чувствует в данный момент, но все же хрипло ответил:

— Произошло убийство.

В конце концов, прекрасные костяные бабочки не какая-то ядовитая тварь, а ведь даже ядовитое насекомое может укусить, что уж говорить о живом человеке.

Во времена поколения наставника Цзян Си, среди разводимых костяных бабочек была одна молодая девушка, которая не захотела покориться судьбе. В отличии от своих сестер по несчастью, она не была безвольной и глупой пустышкой и не собиралась так жалко закончить свою жизнь.

Своей красотой и сладкими речами эта прекрасная костяная бабочка соблазнила присланного в Гуюэе на осмотр товара высокопоставленного адепта Цитадели Тяньинь. Этот юноша был тем еще развратником, так что той же ночью, не удержавшись, влез в постель этой несравненной красавицы. Уже на следующий день она упросила любовника выкупить ее из Гуюэе, поклявшись впоследствии всю жизнь повиноваться лишь ему и всеми силами помогать ему в совершенствовании.

Ослепленный страстью, тот ученик Цитадели Тяньинь уступил ей. В итоге, не прошло и несколько дней, как девушка сбежала от него и, отыскав где-то семена Великого Пожара Цзехо[297.3], в самый темный час перед рассветом вернулась на Остров Линьлин и подожгла боковой двор Гуюэе.

Той же ночью она помогла сбежать всем находившимся под замком прекрасным костяным бабочкам, а более сотни учеников Гуюэе либо сгорели живьем, либо получили очень сильные ожоги…

Остальные школы тогда смотрели на это происшествие без особого сочувствия, и хотя большинство заклинателей громко заявляли о своей поддержке, за спиной они насмехались над Гуюэе за то, что там не смогли присмотреть даже за женщинами. По этой причине репутация школы целителей сильно пострадала, а их глава пришел в такую ярость, что с той поры прекратил разведение прекрасных костяных бабочек…

— Раз уж вам так смешно, то не нужно впредь приходить и просить у нас лекарства. Раз уж их так много сбежало, если у вас есть способности, то можете проявить сноровку и самостоятельно на них поохотиться.

Таким образом, к тому времени как Цзян Си стал главой, в Гуюэе осталась всего лишь одна прекрасная костяная бабочка — Сун Цютун. Изначально ее берегли для обслуживания нового уважаемого главы, однако Цзян Си никогда не был падок до женской красоты. Кроме того, нового главу раздражали все женщины, а прекрасных костяных бабочек он воспринимал как источник несчастий, поэтому, несмотря на недовольство старейшин, в конечном итоге, Цзян Си все-таки настоял на продаже этой женщины с аукциона.

Заметив по реакции Чу Ваньнина, что, похоже, он все же смог припомнить архивные записи об этом подзабытом инциденте, Ши Мэй с улыбкой сказал:

— Ну, скажите уже что-нибудь.

— Сам говори.

— Все верно, в тот день на аукционе в Палате Сюаньюань, продавали именно Сун Цютун. И я тоже пришел туда.

Чу Ваньнин был слегка ошеломлен его заявлением.

— Когда я пришел, то сразу же занял самую дальнюю отдельную комнату. Моя цена была тридцать пять миллионов, — сказал Ши Мэй.

После этих его слов Чу Ваньнин действительно смог припомнить, что когда он был там вместе с Мо Жанем, то увидел жалкую Сун Цютун и хотел спасти ее, однако из отдельной ложи на верхнем этаже из-за занавески высунулась рука другого гостя с предложением в тридцать пять миллионов. Тогда он еще хотел попросить у Мо Жаня денег, чтобы перебить ставку этого человека…

— Так это был ты?

— Да, это был я, — Ши Мэй немного успокоился и с улыбкой продолжил. — Очень давно я поклялся, что буду защищать каждую прекрасную костяную бабочку, которой смогу помочь. Сун Цютун — тоже часть моего племени,